В Центральном доме художника открылась выставка семи современных израильских художников "Язык света и язык тени". Небольшая экспозиция впервые представляет московской публике актуальные тенденции израильского искусства; выглядят они, впрочем, не слишком экзотично.
В обществе поэта Льва Рубинштейна мне довелось однажды вкушать салат "еврейский". "Ну и что в нем еврейского?" — спросил Рубинштейн. На первый взгляд выставка израильского искусства к подобным шуткам не располагает. Тема национально-культурной идентичности кричит о себе практически в каждой работе — так утверждает куратор Мириам Гамбурд. По ее мнению, идея выставки, заявленная в названии "Язык света и язык тени", "естественным образом ложится в израильском сознании на выражение 'сыны света и сыны тьмы', о противоборстве которых повествует один из кумранских свитков, написанных на иврите около двух тысяч лет назад".
Без подобной риторики не обойдется сейчас ни одна выставка современного национального искусства. Правда, похоже, поисками идентичности больше озабочен куратор, чем художники, которым не изменяет чувство иронии. Гигантские, в человеческий рост, холсты с изображениями обнаженных немолодых женских тел Хавы Раухера, с одной стороны, доводят до абсурда саму идею парадного портретирования (дамы выглядят отталкивающе), а с другой — полемизируют с масскультовым идеалом женской красоты. "Моя живопись стремится засвидетельствовать присутствие портретируемой модели",— объясняет себя художник. Портретируемые модели — Алла, Инна и Лиза, судя по именам — советские переселенцы. И вот в каком виде их депортировали на "неисторическую" родину.
Современная израильская живопись и графика, представленные на выставке, вообще достойны похвал. Экспрессивные портреты Цви Лахмана, написанные углем, его же работа по мотивам Веласкеса отсылают к самым разнообразным стилям рисования: от Микеланджело до импрессионистов и художников нью-йоркской школы. На манипуляции этими приемами Лахман выстраивает свой оригинальный и уверенный художественный почерк. Серия "Обнаженных" Офера Лалуша отсылает к эстетике наскальной или катакомбной живописи: дикость уже заявляла о себе в начале ХХ века движением фовистов — на исходе столетия в ней слышится почти звериный рык. Произведения этих художников оттеняет орнаментальная эклектика Ази Асада, уроженца арабской деревни,— художественное исследование традиционных приемов в искусстве, а именно тщательно написанные на холсте ковровые орнаменты.
Израильские фотографы за экзотикой не гнались и пошли хорошо проторенным путем общеевропейского фотографического мейнстрима. Национальный колорит Земли обетованной трудно разглядеть в работах Песи Гирш. Она подсмотрела в иерусалимских буднях то же, что можно увидеть и в испанской, и в мексиканской провинциальной дыре. Трудолюбие иерусалимских домохозяек, запеленавших шмотьем узкие улочки города, навевает смертную тоску. Впрочем, художница не обошла вниманием иудейскую проблематику: на выставке есть фото жертвенного петуха. "И чего в нем жертвенного?" — можно спросить, перефразируя Рубинштейна.
ИГОРЬ Ъ-ГРЕБЕЛЬНИКОВ
Выставка открыта до 27 августа.