Событие теленедели — "Плата за страх" (1953), шедевр, созданный enfant terrible послевоенного французского кино Анри-Жоржем Клузо и завоевавший гран-при (привычных Золотых пальмовых ветвей тогда еще не существовало) Каннского фестиваля (12 августа, ОРТ, 23.40, ****). Экранизированный им роман Жоржа Арно относился к популярной в те годы коммерческой литературе, эксплуатировавшей одновременно экзистенциальную философию одиночества и миф о "потерянном поколении". Бесконечные баталии ХХ века расплодили по всей земле "маленьких солдат", изгоев и авантюристов. Истории о них были тем более привлекательны, что разворачивались, как правило, в экзотических уголках Земли. Вот и у Арно с Клузо в вымышленной латиноамериканской стране Лас-Пиедрас мужчины без прошлого и без будущего хватаются за последний шанс выбраться из земного ада. А для этого нужно всего лишь провести по 500 километрам горного бездорожья грузовики, нагруженные нитроглицерином: малейший толчок грозит чудовищным взрывом. Безжалостный Клузо (о нем поговаривали, что он не стесняется давать своим актерам пощечины) поставил исполнителей главных ролей Ива Монтана и Шарля Ванеля на целых два года съемок в условия, приближенные к боевым. И поэтому так убедителен этот безнадежный фильм о мужской дружбе и ненависти, крови, поте и грязи, в которой буквально купаются отчаянные шоферы. Зрителям было невдомек, что Центральная Америка снималась в исконно французской провинции Камарг. Другой шедевр экранизации — "Декамерон" Пьера Паоло Пазолини (1971) (11 августа, НТВ, 23.45, ****). За четыре года до своего трагического конца он на время оставил социальные притчи и приступил к грандиозному проекту воплощения главных книг мировой истории, начав с Бокаччо. Возрождение, которое мы видим на экране, бесконечно далеко от приглаженных исторических опусов и причудливо совмещает "правду жизни" с фантомами авторского подсознания: грязное, непосредственное, похотливое, не знающее разницы между полами, творящее красоту случайно и неосознанно. Не знаю, видел ли "Декамерон" Михаил Бахтин, но он наверняка был бы в восторге: настолько буквально проиллюстрировал итальянский гений его теорию "карнавальности" и соображения о телесном "низе". Другой шедевр "жестокого кинематографа" — "Среда" Виктора Косаковского (1997), одного из крупнейших документалистов мира (13 августа, РТР, 0.50, ****). Косаковский — режиссер безжалостный: его дотошный интерес к смерти ("Лосев", "Павел и Ляля") способен отвратить, но, право слово, этот интерес типичен для "ленинградской школы" с ее особой чуткостью к ускользающему времени жизни. В "Среде" режиссер выбрал прием вроде бы банальный, почти "совковый". 19 июля 1961 года в Ленинграде родились 51 девочка и 50 мальчиков. Одним из них был Косаковский, другим — посвящен фильм. Кто-то из них умер, кто-то эмигрировал, кто-то сидит, кто-то появляется на экране на доли секунды, кому-то посвящен подробный сюжет. Постоянно кажется, что режиссер чего-то не договаривает, что он останавливается на грани, за которой клубятся вещи, уже совсем недоступные подглядыванию, и тревожного ощущения при просмотре не избежать. Но в этой мозаичной человеческой комедии есть героиня, некрасивая и обыденная, за которой зритель вдруг начинает следить затаив дыхание. И когда она наконец благополучно рожает долгожданного ребенка, наступает то, что Аристотель определял как катарсис. А достичь катарсиса в документальном фильме, где, вроде бы, ничего и не происходит,— великое искусство. К "ленинградской школе" формально относятся и два других курьезных фильма недели. В "Блондинке за углом" (1983) (15 августа, НТВ, 12.25, **) Владимир Бортко, вместо того чтобы "разоблачить стяжательство и мещанство", неожиданно поддался обаянию и жадному жизнелюбию "отрицательной" Татьяны Догилевой в очаровательно намокшем под дождем платье. А космонавты из "Четвертой планеты" Дмитрия Астрахана (1995) (16 августа, НТВ, 10.25, *), напротив, обрели на Марсе счастье в виде материализовавшихся воспоминаний о первомайских демонстрациях и коммунальном застолье. Несчастный Рэй Брэдбери!
Событие теленедели — "Плата за страх" (1953), шедевр, созданный enfant terrible послевоенного французского кино Анри-Жоржем Клузо и завоевавший гран-при (привычных Золотых пальмовых ветвей тогда еще не существовало) Каннского фестиваля (12 августа, ОРТ, 23.40, ****). Экранизированный им роман Жоржа Арно относился к популярной в те годы коммерческой литературе, эксплуатировавшей одновременно экзистенциальную философию одиночества и миф о "потерянном поколении". Бесконечные баталии ХХ века расплодили по всей земле "маленьких солдат", изгоев и авантюристов. Истории о них были тем более привлекательны, что разворачивались, как правило, в экзотических уголках Земли. Вот и у Арно с Клузо в вымышленной латиноамериканской стране Лас-Пиедрас мужчины без прошлого и без будущего хватаются за последний шанс выбраться из земного ада. А для этого нужно всего лишь провести по 500 километрам горного бездорожья грузовики, нагруженные нитроглицерином: малейший толчок грозит чудовищным взрывом. Безжалостный Клузо (о нем поговаривали, что он не стесняется давать своим актерам пощечины) поставил исполнителей главных ролей Ива Монтана и Шарля Ванеля на целых два года съемок в условия, приближенные к боевым. И поэтому так убедителен этот безнадежный фильм о мужской дружбе и ненависти, крови, поте и грязи, в которой буквально купаются отчаянные шоферы. Зрителям было невдомек, что Центральная Америка снималась в исконно французской провинции Камарг. Другой шедевр экранизации — "Декамерон" Пьера Паоло Пазолини (1971) (11 августа, НТВ, 23.45, ****). За четыре года до своего трагического конца он на время оставил социальные притчи и приступил к грандиозному проекту воплощения главных книг мировой истории, начав с Бокаччо. Возрождение, которое мы видим на экране, бесконечно далеко от приглаженных исторических опусов и причудливо совмещает "правду жизни" с фантомами авторского подсознания: грязное, непосредственное, похотливое, не знающее разницы между полами, творящее красоту случайно и неосознанно. Не знаю, видел ли "Декамерон" Михаил Бахтин, но он наверняка был бы в восторге: настолько буквально проиллюстрировал итальянский гений его теорию "карнавальности" и соображения о телесном "низе". Другой шедевр "жестокого кинематографа" — "Среда" Виктора Косаковского (1997), одного из крупнейших документалистов мира (13 августа, РТР, 0.50, ****). Косаковский — режиссер безжалостный: его дотошный интерес к смерти ("Лосев", "Павел и Ляля") способен отвратить, но, право слово, этот интерес типичен для "ленинградской школы" с ее особой чуткостью к ускользающему времени жизни. В "Среде" режиссер выбрал прием вроде бы банальный, почти "совковый". 19 июля 1961 года в Ленинграде родились 51 девочка и 50 мальчиков. Одним из них был Косаковский, другим — посвящен фильм. Кто-то из них умер, кто-то эмигрировал, кто-то сидит, кто-то появляется на экране на доли секунды, кому-то посвящен подробный сюжет. Постоянно кажется, что режиссер чего-то не договаривает, что он останавливается на грани, за которой клубятся вещи, уже совсем недоступные подглядыванию, и тревожного ощущения при просмотре не избежать. Но в этой мозаичной человеческой комедии есть героиня, некрасивая и обыденная, за которой зритель вдруг начинает следить затаив дыхание. И когда она наконец благополучно рожает долгожданного ребенка, наступает то, что Аристотель определял как катарсис. А достичь катарсиса в документальном фильме, где, вроде бы, ничего и не происходит,— великое искусство. К "ленинградской школе" формально относятся и два других курьезных фильма недели. В "Блондинке за углом" (1983) (15 августа, НТВ, 12.25, **) Владимир Бортко, вместо того чтобы "разоблачить стяжательство и мещанство", неожиданно поддался обаянию и жадному жизнелюбию "отрицательной" Татьяны Догилевой в очаровательно намокшем под дождем платье. А космонавты из "Четвертой планеты" Дмитрия Астрахана (1995) (16 августа, НТВ, 10.25, *), напротив, обрели на Марсе счастье в виде материализовавшихся воспоминаний о первомайских демонстрациях и коммунальном застолье. Несчастный Рэй Брэдбери!