Некролог
Вчера вечером в подмосковном Переделкине на 74-м году жизни от сердечного приступа умерла Белла Ахмадулина. Прославившись во время оттепели, вплоть до последнего времени она оставалась одним из самых любимых отечественных поэтов.
В облике Беллы Ахмадулиной — в надменном подъеме шеи, в запрокинутом лице, в косой улыбке, в высокопарных интонациях — было какое-то сочетание бесстрашия и уязвимости, словно у человека, который сознает в себе что-то хрупкое, но такое, чем нельзя поступиться даже под страхом смерти. Это осознание в себе чего-то уязвимого, но абсолютного — это осознание резко отличало ее от круга советских литераторов, от "шестидесятников" — в общем, от тех людей, вместе с которыми она стала известна в конце 1950-х и среди которых ее числит история литературы. Сама ее манерность казалась не проявлением избалованности, а каким-то непрерывным уклонением от невидимых лезвий. Такой же уклончивостью и окольностью с самого начала отличались ее стихи, ее бесконечные перифразы — словно она доводила до предела идею поэзии как вещи бесполезной и избыточной, не боясь впасть в витиеватость, красивость и прочие грехи против хорошего вкуса.
Этими перифразами возвышались любой обыденный предмет или обыденное происшествие — автомат с газировкой, простуда, светский визит, но возвышались чем дальше, тем чаще не в условные эмпиреи высокого стиля, а в странно-конкретную область страдания и неприкаянности. Ахмадулина плохо прочитана — кажется, если бы она была не полуофициальным, а совсем неофициальным автором, у нее было бы больше по-настоящему внимательных читателей. Но при внимательном чтении видно, насколько содержательны и неслучайны ее окольные обороты, насколько часто они говорят о "сиротстве" и о "казнях": "Под гильотину ледяной струи // с плеч голова покорно полетела. // О, умывальник, как люты твои // чудовища — вода и полотенце". И в конечном счете сам возвышенный язык нужен был Ахмадулиной, чтобы раз за разом совершать с этой высоты нисхождение, чтобы приносить эту высоту в жертву — и она была абсолютно точна, когда писала: "Это я — человек-невеличка, // всем, кто есть, прихожусь близнецом, // сплю, покуда идет электричка, // пав на сумку невзрачным лицом".