Ровно 150 лет назад в Нормандии в аристократической семье родился Анри Рене Альберт Ги де Мопассан. Он стал первым в истории писателем, которого с полным основанием можно назвать культовым, и первым, кому удалось при помощи литературы по-настоящему разбогатеть.
Век спустя после ранней и печальной смерти Мопассана в 1893 году его жизнь привлекает больше внимания, чем его сочинения. Мопассаном зачитывались довоенные поколения, сегодняшние сорокалетние читали его кое-как, а кто помоложе — едва ли открывали. Тексты его, при несомненных повествовательных статях, выглядят старомодно, а содержащиеся в них эротические откровения едва ли способны сейчас распалить воображение. Такое ощущение, что сочинения классика свое отработали и, как ступени ракеты, догорая, валятся в океан забвения.
Не то биография Мопассана. Вот ее короткий очерк: он служил в армии в 1870-1871 годах, участвовал во франко-прусской войне; затем, поскольку семья обеднела, поступил чиновником в морское министерство, где и прослужил десять лет. Бородатый литературный анекдот гласит, что характеристика, выданная Мопассану по месту работы, звучала так: "Прилежен, исполнителен, но плохо пишет". Тем временем Мопассан упорно занимался литературой под руководством своего родственника по материнской линии — Гюстава Флобера. В круг его общения входили Эмиль Золя и Иван Тургенев. Со времени проб пера до первой публикации прошло шесть лет, зато дебют Мопассана в 1880 году оказался исключительно успешным.
"Едва ли был другой такой писатель,— писал Лев Толстой о Мопассане,— столь искренно считавший, что все благо, весь смысл жизни — в женщине, в любви... и едва ли был когда-нибудь писатель, который до такой ясности и точности показал все ужасные стороны того самого явления, которое казалось ему самым высоким и дающим наибольшее благо жизни".
Феминизм тогда называли "женским вопросом", но интерес к нему был не меньше, чем сегодня. Впрочем, дело не только в актуальности этой темы. "Он удовлетворяет все умы, затрагивая всевозможные оттенки чувств, и сделался любимцем публики потому, что обладал добродушием, глубокой, но незлобивой сатирой и бесхитростной веселостью". Таково было мнение Золя. Если учесть, что романы в ту пору имели в обществе такое же примерно значение, как сейчас телевидение, немыслимой славе Мопассана удивляться не приходится.
Он написал 16 томов за 11 лет. Эта невероятная продуктивность вызвана еще и тем, что в его литературном поколении окончательно утвердилась новая система гонораров: писателям теперь платили полистажно, за количество написанного текста, а не за произведение в целом. Заработки Мопассана были колоссальными — более 60 тысяч франков в год. И стиль жизни соответствовал масштабам успеха: чего стоит одна только яхта Bel Ami!
"Мопассан всегда с большой брезгливостью оберегал свою интимную жизнь от досужих вестовщиков; подробности его жизни известны мало",— утверждает дореволюционный справочник. Двадцатый же век занялся как раз интимными подробностями. Пассаж Альберто Савинио подводит итог популярного мопассановедения: "Нормандский бык — чья жизнь отличалась от жизни настоящего быка лишь тем, что если случки настоящего быка проходят под наблюдением местного ветеринара, то случки Мопассана проходили с кем ни попадя и когда ни попадя... Если Мопассан и был чем-то примечателен как писатель, так это тем, что сказал о людях и мире голую правду".
С юности Мопассан опасался душевной болезни: в семье была к этому склонность. Но оказалось, ни занятия спортом, которого Мопассан был большим поклонником, ни светские успехи, ни разнообразные литературные лавры не могли помочь — притормаживать на поворотах он так и не научился, сказали бы мы. С середины 80-х годов Мопассан страдает приступами неврастении. Он сторонится людей, окружает свою жизнь таинственностью и тем не менее пережигает разум огромными объемами работы. В конце 1891 года Мопассан пытается покончить с собой, и его помещают в психбольницу в парижском районе Пасси. Постепенно просветления сознания сходят на нет, и финальные кадры этой жизни выглядят очень жестоко: невменяемое существо в смирительной рубашке, поедающее собственные испражнения.
Конечно, только амурный дух и дар реалистического повествования не сделали бы из Мопассана классика. Но он шел к грани безумия, к грани жизни куда быстрей, чем на это отваживаются простые смертные, и это сообщало его сюжетам мрачную и не корродирующую со временем иронию. (Чего стоит, к примеру, история проститутки, успешно искавшей клиентов на кладбищах, выдавая себя за неутешную вдову.) И поэтому, возможно, наступит момент, когда Мопассана опять станут читать страстно, в надежде обрести истину, как читают гениев.
МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ