"Ъ" завершает обзор романов, вошедших в шорт-лист литературной премии "Русский Букер". О книге Андрея Иванова "Путешествие Ханумана на Лолланд" — ЛИЗА БИРГЕР.
Премия литература
Русскоязычный писатель из Эстонии Андрей Иванов заявил о себе весной 2010 года, когда его книга "Горсть праха" получила второй приз "Русской премии", уступив роману Мариам Петросян "Дом, в котором...". В коротком списке "Букера" он снова соседствует с Петросян — на этот раз с романом "Путешествие Ханумана на Лолланд". Романы Петросян и Иванова объединяет больше, чем соседство в финалах литературных премий. И тот и другой — романы без сюжета, подчиненные какой-то внутренней авторской одержимости. Но если для Петросян главное — описать выдуманный ею мир, и из этого выстраивается даже некоторая архитектура, то Ивановым движет язык — и безостановочный монолог здесь написан уже безо всякой архитектуры, просто для того, чтобы быть написанным.
Это даже не совсем монолог — разговаривают двое: сам рассказчик, русский эстонец Юдж, и его герой-приятель, индус Хануман, но от реплики к реплике не происходит даже смены интонации. Речь несется и несется, а движения не происходит, точно так же как герои в романе, заявленном как "путешествие", никуда не едут, а только топчутся на месте, строя планы побега из лагеря для беженцев в Дании, где всерьез застряли.
"Для нас не было места в списке. Мы не были такими же букашками, как их местные бомжи и проходимцы. К своим они уже привыкли. От них были прививки. За них не надо было беспокоиться. От своих знали, чего ожидать; своих бродяг воспитали и занесли в регистр; отдрессировали что надо. Мы же явно не вписывались в шаблон. Мы не были похожи на людей, которым с детства объяснили, где право, где лево, что делать можно, а чего нельзя. Потому они дергались. Да, эти марципановые люди нервничали. Своим видом мы вгоняли этих марципановых кукол в стресс"
Андрей Иванов. Путешествие Ханумана на Лолланд.
Таллин: Авенариус, 2009
Мечты героев об Америке сменяются миражом Лолланда: "Туда, где полунагие девочки извиваются в бассейне, как нерпы... туда, где экстази попадает в рот, как метеоры в зев океана. Туда, где музыка и буйство. На датскую Ибицу, на Лолланд!" Азулянтский парадиз — спасительная мечта для тех, кто заперт сразу в двух кругах ада: аду беженского лагеря и аду показного датского благополучия.
Этот лагерь, конечно, пародийная моделька Европы. Здесь оттирается, нюхает, пьет и трахается всякая шваль со всех концов третьего мира. Русские, сербы, азиаты, курды, цыгане, добывающие себе на пропитание мухляжом и воровством. Нелегальные мигранты и беженцы в ожидании политического убежища воплощают все европейские страхи нашествия варваров с Востока. Но и сами датчане при этом — картонные, "марципановые", не вызывающие никакой симпатии. "Они прощупывают тебя, как сигнальные ворота на выходе из магазина! Они видят, что ты курил траву, даже если это было в прошлом году. Они прочтут в твоих глазах генетически унаследованные алкоголизм и рабство. Они украдут у тебя твое сердце раньше, чем ты вспомнишь о том, что оно у тебя есть. А потом они сядут в свой скромный "Фольксваген" и поедут на гриль-вечеринку".
Здесь никого не жаль и никому не хочется посочувствовать. (Ну не беженцам же из России: художнику Михаилу Потапову и его шурину Ивану Дурачкову — один прохиндей, другой идиот.) В этом паноптикуме индус Хануман с именем обезьяньего бога из Рамаяны, неутомимо корчащий рожи, придумывающий какие-то трюки, всем необходимый, во всем принимающий участие и безостановочно говорящий, единственный хоть как-то похож на живого человека. "Да, было, только вот весь его ум, вся его энергия, все то малое, что в нем было, весь запас и все, чем природа его одарила, все сводилось на нет вот таким вот идиотизмом, как Америка или Лолланд". В книге Иванова вообще все сводится на нет, к большому ничто, из которого по-шекспировски не выходит ничего, кроме шума.