О переломных для ленинградского балета 1960-х годах впервые рассказывает участница событий.
Габриэла Комлева принадлежит к исполнительскому поколению Макаровой и Нуреева. Период, описанный в мемуарах, относится к числу самых драматических эпизодов в истории Кировского театра. Начало 1960-х — время хореографов-реформаторов Бельского и Григоровича. Но их реформа забуксовала, едва начавшись: в 1960-м театр возглавил главный балетный консерватор Константин Сергеев. Началась серия побегов. Нуреев сбежал в 1961-м. За ним последовали Макарова и Барышников. Панов и Рогозина уехали в Израиль.
Почти все сверстницы Комлевой разыграли одну и ту же карьерную схему: после того как угасла вспышка "нового симфонизма", пришлось либо бежать, либо примериваться к академической стагнации. Первый вариант описала в зарубежной автобиографии Наталья Макарова. Подробности ленинградского балетного пейзажа, оставшегося за ее спиной, до сих пор были неизвестны. Теперь мы вроде бы получаем ответ "с советской стороны": добрых двадцать лет Габриэла Комлева делила звание примы Кировского театра с Ириной Колпаковой.
Но на деле никакого ответа нет. Записки Комлевой — шедевр герметичности. Дистанция от семейных преданий до первой балеринской партии пройдена за 350 страниц. Какие-нибудь детские похороны котенка вырастают в античную трагедию. Вообще же главный сюжет книги — накопление профессиональных навыков. Немыслимые производственные подробности (такого-то числа в таком-то па заскользила нога, но coda прошла гладко) скреплены страстной верой в их историческую ценность. О внутритеатральных потрясениях — ничего.
Но время все же ясно чувствуется в этих мемуарах. Не в событийном ряду, но в языке изложения. Писать Комлевой помог муж, балетный критик Аркадий Соколов-Каминский. Непобедимая склонность к инверсиям. Фразы пускаются вскачь то четырехстопным ямбом, то гекзаметром, а то и редкостным амфибрахием. Когда балерина хочет выразить простую мысль о том, что хотела танцевать, она говорит, что задыхалась без танца, "как пловец, над головой которого сомкнулась враждебная толща воды, отрезав от неба".
В 1960-е именно такая лирика героически противопоставила себя вытерто анонимной газетной дипломатии "ярких убедительных образов, запоминающихся своей неповторимостью". Главным памятником этой критики стала многотомная "История балета" Веры Красовской. Интересно, что vis-a-vis Комлевой Наталья Макарова прибегла ровно к тому же слогу. Сочиняя за границей автобиографию, она непринужденно прослоила текст пассажами из лучшего своего портрета, написанного Красовской.
Язык прогрессивных критиков стал языком балерин 60-х. Отсюда можно предположить, что воспоминания нынешних звезд будут написаны языком сегодняшней балетной критики. И заранее жалко людей, у которых окажется такая недобрая память.
ЮЛИЯ Ъ-ЯКОВЛЕВА