В рамках культурной программы Всемирной выставки EXPO-2000 в Ганновере состоялась премьера трагедии Гете "Фауст" в постановке Петера Штайна. Премьера продолжалась два дня: впервые в театральной истории "Фауст" поставлен целиком, обе части и без купюр. Чтобы сыграть весь текст Гете, актерам потребовалось больше 20 часов сценического времени.
Таких длинных спектаклей немецкая публика давно не видела, если вообще видела когда-нибудь. Даже на родине Гете театры никогда не отваживались предпринимать постановки полного текста "Фауста". В театральном сознании прочно устоялось представление о том, что трагедию не надо воспринимать как пьесу, что это лишь некий массив драматургического текста, из которого режиссер с актерами вольны вычленять интересующие их линии. В Германии, где права классики охранительная критика блюдет не менее строго, чем в России, за вольности с гетевским шедевром постановщиков никогда строго не судили. Тем более что сам Гете даже не помышлял о театральной постановке своего произведения. Дерзкий Петер Штайн решил если и не установить новые правила игры (понятно, что повторить такое в обозримом будущем никто не отважится), то хотя бы продемонстрировать возможность постановки всего "Фауста".
Проект, по признанию Штайна, был едва ли не главной мечтой его жизни. Возможно, со времен предыдущего спектакля-марафона, "Орестеи" Эсхила, поставленной в 1980 году в Германии и повторенной в 1994 году в Москве. Долголетние поиски театра, способного поднять новый суперспектакль, успехом не увенчались. Режиссер почти сговорился со знаменитой берлинской "Шаубюне", которую основал и прославил — но сорвалось. Понимание (и воспоследовавшие из него 30 млн марок) Штайн нашел только у организаторов EXPO-2000 в Ганновере: амбициозный театральный замысел удачно вписался в гигантские масштабы выставки. Получалось логично и мощно: первая всемирная выставка в Германии и первая постановка главной немецкой трагедии. "Фауст" был шумно обставлен: создали общество друзей спектакля, открыли собственный сайт в Интернете и построили специальный театральный зал, Фауст-халле, на окраине выставочной территории.
Шумная рекламная кампания теперь аукнулась Петеру Штайну. "Медиасобытие" — вынесла приговор берлинская "Тагесшпигель". Палец немецкой критики решительно опущен вниз. Таких единодушных резкостей в адрес всемирно известного режиссера давно не допускали. "Спать хочется",— резюмирует автор газеты "Ди вельт" рецензию, язвительно написанную в форме почасового дневника двухдневного сидения в Фауст-халле. Из этого дневника особенно ясно то, что другие критики все-таки топят в длинных описаниях и рассуждениях: публика озадачена отсутствием внятного режиссерского решения трагедии. Кажется, что именно передать весь текст Гете и было единственной задачей Штайна.
Немецкие рецензенты в растерянности озирают сцену — точнее, не одну сцену, а несколько (в течение спектакля зрители несколько раз переходят из одного игрового пространства в другое),— надеясь найти разгадку замысла в трактовке отдельных персонажей. Не находят. И Фауст (его должен был играть Бруно Ганц, но из-за несчастного случая на одной из репетиций великого актера пришлось заменить), и Мефистофель, и Маргарита решены более чем традиционно, по законам декламационного романтического театра. Режиссерские приемы иллюстративны, спектаклем управляет не действие, но текст, скрупулезному воспроизведению которого подчинены все усилия. Единственный вывод, который делается по отношению к Штайну: филолог победил в нем театрального сочинителя.
В Германии, где Штайн уже несколько лет не ставил драматических спектаклей, это озадачивает театральную публику. Любопытно, что у московского зрителя подобное обращение с "Фаустом" удивления бы, скорее всего, не вызвало. Штайновский "Гамлет" в Москве был поставлен тоже филологом, увлекшимся не интерпретацией, а именно "разыгрыванием" текста. В таких случаях принято говорить про усталость от концептуального театра, которой на исходе века оказываются заражены даже великие строители такого театра, к числу которых, безусловно, принадлежит сам Петер Штайн. Разбираться в причинах этой усталости небезынтересно, но быть терпеливым свидетелем ее 22-часового проявления, конечно, можно только из чувства долга перед культурой.
Благо, недостатка в этом чувстве немцы не испытывают. В Ганновере спектакль будут играть целый месяц. В будни по вечерам, кусками, на уикендах — двумя большими порциями. Осенью "Фауст" уготован берлинской публике, в будущем году — венской. Говорят, и там и там билеты уже расхватывают без оглядки на газеты. Зрителей можно понять, шутка ли: "Фауст" целиком! Это как полное солнечное затмение: пропустишь раз — рискуешь никогда не увидеть. Место в театральной астрономии Штайн себе обеспечил в любом случае.
ПАВЕЛ Ъ-СИГАЛОВ