Владимир Малышков: я сам палатки терпеть не могу, меня от этой торговли тошнит

Владимир Малышков, уволенный в начале ноября с поста главы департамента потребительского рынка и услуг Москвы, боролся с ларьками задолго до нынешней атаки на них. О том, как эта борьба начиналась и какие приемы использовались для победы, он рассказал в интервью корреспонденту "Денег" Екатерине Дранкиной.

"Не нужно махать шашкой наголо, нужна программа"

Владимир Иванович, вас считают человеком из ближайшего круга Юрия Лужкова. К этому же кругу принадлежал Владимир Ресин. Как думаете, почему Ресин остался в правительстве, а вы нет?

— Ну что тут сказать? Наверное, потому, что люди мы разные. Очевидно, что Сергею Семеновичу нужна была фигура, которая бы уравновешивала ситуацию. И Ресин, и Швецова не случайно ведь попали в список кандидатов в мэры. Ресин — человек компромиссный. Он, безусловно, имел больше связей в руководстве страны, хотел остаться — и остался. А я, между прочим, прошение об отставке давно подавал — еще Юрию Михайловичу. Первое прошение подал, когда мне 61 год исполнился. Потому что устал — и не нужно держать столько пенсионеров у власти. Но вот пришел новый человек. Очевидно, что ему нужно менять команду. И на месте Сергея Семеновича я бы, наверное, то же самое сделал. Единственное "но" — как это было сделано. Вот тут, мне кажется, не очень хорошо получилось.

А что нехорошо?

— А вот то, что утром тебя вроде назначают, а вечером ты из радио и телевидения узнаешь, что уже не работаешь. Можно ли себе представить, что никого не пригласили, не побеседовали? Элементарно сказать: "Спасибо, что поработали"... И вот эта история с объездами: "Кто глава управы? Уволен!", "Кто на Пресне главный? Уволен!". Понятно, популизм — чтобы видели, что сильный человек пришел, что будет вопросы решать. И действительно, вопросы наиважнейшие, очень сложные.

Один из этих сложных вопросов — мелкая розница. Ваша команда также неоднократно задавалась целью сократить количество палаток в Москве. В чем разница между нынешней антипалаточной кампанией и вашей?

— Разница, я вам скажу, в методах. Мы всегда действовали по программе и по закону. Такого никогда не было, чтобы убирать палатки, которые имеют законные разрешения. Хотя мэр сейчас тоже поворачивается в эту сторону, уже говорит: "Не нужно махать шашкой наголо, нужна программа". А мы шли именно по этому пути поступательно с самого начала. Нужно помнить, что он пришел не на пустое место. Москва вышла на уровень мировых столиц по многим показателям. И это наш труд. Той команды, которая была у власти много лет.

В чем заключался ваш план борьбы с палатками?

— Программа такая была разработана в 2006 году. Это была программа сокращения объектов нецивилизованной торговли по 20% в год — соответственно, рассчитана на пять лет. То есть рассчитывали в 2007 году начать и к 2012 году количество палаток свести к нулю. За исключением четырех типов: печать, цветы, билеты, фастфуд. Под печать даже увеличили квоту — Союз журналистов попросил, и мы увеличили до 1 тыс. объектов, и она до сих пор не заполнена, эта тысяча. Почему пять лет? Потому что есть объекты, которые получили разрешение работать на год, на два, на пять лет. И во всех случаях нужно либо дождаться, когда разрешение кончится, и не продлевать его, либо договариваться, выкупать или же помогать открыть бизнес в другом месте. А не так вот — закрыл и выбросил. Этого делать ни в коем случае нельзя.

Если в 2007-м начали, то уже почти ничего не должно было остаться...

— Был введен мораторий из-за кризиса. Начали, как и планировали, в 2007 году. И за год сократили мелкую розницу на 1700 объектов. На следующий год продолжили, но тут разразился финансовый кризис. И правительство принимает решение наложить мораторий на закрытие объектов мелкой розницы, пока кризис не кончится. Потому что это рабочие места, это люди, их семьи! И до сих пор этот мораторий не был отменен, даже продлили его на 2011 год. То есть люди официально получили разрешение на продление. И когда было первое совещание у Собянина — единственное, на котором я присутствовал,— я сказал, что да, нужно сокращать, что есть подходы, они уже разработаны.

Вы предложили отменить мораторий?

— Да, конечно. Можно было отменить мораторий и действовать по программе. Но начинать я предложил проще. У нас объектов мелкой розницы 26 тыс. и около 2 тыс. палаток, которые стоят незаконно. Провести полную ревизию и вместе с префектурами их немедленно закрыть. Есть порядка 1,5 тыс. таких точек — в течение года мы отмечали их как нарушителей. И это дает нам право закрыть точку и дальше подать в суд, и в этих случаях суд выступал на нашей стороне обычно.

Так если вы знали, что 2 тыс. палаток незаконно стоят и столько же нарушают, почему вы их до Собянина не убирали?

— Убирали, но это же процедура отдельная. Я сам палатки терпеть не могу, меня от этой торговли тошнит. Но при этом я всегда был за жесткий порядок. С незаконной торговлей должны бороться органы внутренних дел. А в Москве такой торговли очень много — и органы не справляются. Вот пришла тетя, чемодан свой с тряпками раскрыла, и так с ней намучаешься! Забрал ее, подаешь на нее в суд, и только когда есть постановление суда, с ней можно что-то делать. А иначе никак. Особенно последние несколько лет тенденция такая — не кошмарить. Департамент три года не имеет права куда-то идти проверять. Если что-то нужно проверить, ты идешь в прокуратуру, получаешь разрешение и только тогда проверяешь. Есть вещи, которые сопутствуют незаконной торговле.

Но общим местом является утверждение, что в Москве чихнуть нельзя без взятки: ни ларек без нее не откроешь, ни магазин. Как могла появиться вся эта незаконная торговля?

— Мало ли что говорят. Нужно схему понимать, как это делается. Мною заведен определенный порядок для открытия торговых точек. Мой департамент тут не командовал. В соответствии с распоряжением города это отдано управе вместе с муниципалитетами. Они определяют, какие и сколько палаток им нужно. Глава управы вместе со своими депутатами пишет в префектуру, а там своя комиссия рассматривает и принимает решение. Префект за своей подписью направляет решение муниципалитета в наш департамент. А мы только на межведомственной комиссии, в которую входят 26 человек — а это и ФСБ, и МВД, и счетная палата, и комитеты всякие,— окончательно утверждаем. Как правило, мы префектов не перепроверяли — им виднее, сколько им нужно объектов.

Так почему же палатки росли как грибы после дождя?

— Так я же повторяю: не департамент это решал, а районы. У нас 125 районов, и везде есть руководители, муниципалитеты, которые этим занимались.

Программа 2006 года — это ведь не первый раунд борьбы с палатками, бороться начинали еще в 90-е?

— Нет, тогда, знаете ли, не до того было. Розничная торговля ведь только появилась в 90-х. Как раз в 1992-1993 годах, когда президент Ельцин разрешил торговать где угодно и чем попало, меня как раз поставили этим всем управлять. Мы что сделали для начала? Определили места. Чтобы не ходили за тобой на всех улицах с трусами-носками, а хоть как-то в кучке стояли. Дальше мы стали делать временные вещевые рынки. Милиция, туалеты — хоть какая-то цивилизация. У нас получилось 240 рынков. И все последующие годы мы старались эту цифру сокращать и к 2009 году постепенно навели порядок. Остался 81 рынок — как сейчас помню, из них 21 сельскохозяйственный, часть — специализированные строительные, автомобильные, остальные торгуют всем подряд, как тот же "Черкизон".

Кстати, что скажете относительно "Черкизона"? Когда рынок закрыли, вы, помнится, предполагали, что он может быть открыт вновь.

— Я мог предполагать все, что угодно, но правда в том, что Москва к этому не имеет отношения. Земля эта была не городская, а федеральная. И федералы земли раздавали. А мы туда даже с проверкой не могли сунуться. Хотя сколько моих предписаний было! И только благодаря тому, что мы их заставили проекты делать по созданию торговых центров, там что-то начало меняться. Они попались из-за того, что там сплошное нарушение таможенных дел. Через таможню шли огромные массы контрафактного товара. Причем порой вредного для населения, для детей. Как-то был случай, когда мы остановили 40 контейнеров. Там были детские игрушки, одежда. И хозяин не нашелся, мы все сожгли в печах.

"Займусь теперь творческой работой"

На ваш взгляд, отвечает ли сейчас московская торговля мировым стандартам?

— Когда я получил в руководство это хозяйство, мы были на одном из самых последних мест в мире по количеству торговых площадей на душу населения: 370 метров на душу. Сейчас — почти 800. Москва, таким образом, вышла на среднеевропейский уровень. Мы опередили бывший соцлагерь, но отстаем от таких городов, как Париж, Лондон. Но за три года догоним и их. От этого зависит комфортность проживания. Но есть перекосы. У нас много торговых центров, но они сами по себе не решают проблемы торговых площадей — это объекты выходного дня, а для каждодневных нужд нужны магазины шаговой доступности. Мы сделали целую программу. И за четыре года открыли 5,5 тыс. магазинов шаговой доступности. Выявили 608 зон, где было пусто, и там стали помогать. Проблема была лишь с комплексными решениями. Чаще всего было так: новые объекты вводятся, а объекты соцкультбыта — через полгода, через год. И там тоже вынуждены временную торговлю разрешать, те же ларьки.

Вы думаете, новое правительство тоже вынуждено будет разрешать ларьки, несмотря на декларации?

— Либо так, либо они найдут способ открывать объекты соцкультбыта вместе с жильем. На практике ни одного года нам этого добиться не удалось. Особенно когда торговые площади через конкурсы стали распределяться. Люди уже заселяются, а по магазинам еще конкурсы идут. А потом конкурсы прошли — начинается вопрос с электричеством, потому что не подвели где-то. Если новой команде удастся синхронизировать, это будет ее большой успех.

У московского правительства был собственный проект в области мелкорозничной торговли — "Русское бистро". Одно время писали, что к этому проекту имел отношение ваш сын Игорь.

— "Русское бистро" создавалось как компания, на 100% принадлежащая городу, и мой сын никакого отношения к этому проекту не имел.

Пресса сообщала, что его компания "Мара" занималась поставками оборудования для этой сети — это газетная утка была?

— Ну это не утка была, а часть, я бы сказал, рейдерской атаки на мою семью. По инициативе некоторых сил, у которых было очень большое желание что-то накопать против моей семьи, было возбуждено уголовное дело по этому поводу. И его закрыли, так как не было состава преступления. А человек, который это делал, очень хотел быть большим начальником и шантажировать меня. Да я могу сказать, кто это, это не секрет. У министра Рушайло (Владимир Рушайло, глава МВД РФ в 1999-2001 годах.— "Деньги") был в помощниках такой господин Орлов. Его люди пришли ко мне и пытались этот компромат мне продать, а я их послал куда подальше. И в федеральном правительстве тоже разобрались, что это за человек, и он ушел в бега.

Почему проект "Русское бистро" в итоге провалился?

— Ну это не совсем провал. В Москве работают 42 точки. Конечно, задумка была намного масштабнее. Но мы начали этот проект в интересное время — в 1998 году. Тогда "Русское бистро" получило от московского правительства заем на $2 млн по курсу 6 руб. Заем был получен в июле, а в августе доллар стоил уже 24 руб. Плюс Юрий Михайлович не давал год повышать цены на пирожки. И "Русское бистро" оказалось несостоятельным. Продав активы, компания выплатила все долги Москве, но теперь там уже частный бизнес, городу это уже не принадлежит. А что касается моего сына — обсуждался проект, чтобы он занимался франчайзингом сети за рубежом, но это не пошло.

Вам нет нужды, как Юрию Михайловичу, вывозить членов семьи из России? Насколько я понимаю, ваш сын с семьей и так живет в Латвии, включен в список латвийских миллионеров...

— Не знаю насчет списка, но человек, конечно, не бедный. Живет он в Латвии давным-давно — родился в Даугавпилсе, где я работал тогда, и живет там. Довольно обширный бизнес у него: гольф-клуб ему с партнерами принадлежит, недавно построили терминал для бизнес-авиации.

К московским планам развития гольфа он не имел отношения?

— Имел и имеет. Потому что он является президентом Ассоциации гольфа Москвы. Я тоже президент — городского гольф-клуба. Но я просто сообщество игроков представляю, не владею ничем. Я вообще никаким бизнесом не владел и не владею. А кто сделал лучшее поле в Подмосковье и одно из лучших в Европе, так это Дерипаска, и спасибо ему за это большое. В Пестово тоже ребята отличное поле построили, в Нахабино хорошо развивается дело. Но город денег не дает. А само гольф-поле, если оно не поддержано другой экономической деятельностью, как правило, убыточно.

Вы утверждаете, что не владеете никаким бизнесом. Но вот мы сейчас находимся в здании Академии предпринимательства — это же коммерческое предприятие и принадлежит вам?

— Коммерческое, но прибыли от него нет, это скорее для души. Здание мы арендуем, потому что выкупить в Москве нереально, это огромные деньги. За все годы я ни одного рубля от этого заведения не получил. Сейчас вот только зарплату буду получать. А дивидендов как не было, так и не будет. Потому что у нас самая низкая стоимость обучения, и мы еще 10% берем из бедных семей и инвалидов бесплатно, 15% — госслужащие, которые платят половину. А что зарабатываем — все вкладываем в развитие. Академия имеет все, что требуется по закону, в том числе девять филиалов в регионах.

Еще одна сфера влияния бывшего вашего департамента — кладбища. Сейчас предлагается реформа ГУП "Ритуал". Что вы думаете об этом?

— Да, это ФАС давно уже настаивает, чтобы ГУП не было монополистом. Но я не могу с ФАС согласиться. Мы отобрали 20 лучших компаний, которые уже работали на этом рынке. Они добровольно отдали городу по 20% акций. То есть частный бизнес там есть — по 80% в каждой компании. Но частного бизнеса, конечно, не должно быть во владении кладбищенской землей. Земля — это только ГУП "Ритуал". Город не может потерять эту землю, потому что это связано с учетом, удостоверениями собственности на участки. А еще кладбища — это памятники культуры, и поэтому их нельзя в частные руки. Так что, если 20 компаний частных занимаются, никакого монополизма нет.

Но криминал на кладбищах остался, разве нет?

— Нет, криминала уже на кладбищах нет. Единичные случаи разве что. Когда мы получили это хозяйство, уволили 22 директора. Первая с Ваганьковского была уволена. Работники выявляли, где могилы бесхозные, где родственники не ухаживают, и перепродавали эти участки. То же было и на других кладбищах. Мы прежде всего провели аэросъемку, проанализировали данные. Выявили все эти случаи криминальные и стали менять кадры. Я новых руководителей отправлял учиться в Германию. Там есть Академия ритуальных услуг, и они там учились.

Чем думаете заняться после отставки?

— Я, по правде говоря, даже благодарен Сергею Семеновичу за эту отставку. Потому что 46 лет на государственной службе — это очень большая усталость накапливается. Каждый день — график, регламент. Вот сейчас Собянин меняет правила работы правительства, чтобы не было пустых посиделок, и это правильно. А у нас было так. В год моих вопросов на правительстве обсуждается четыре-пять. Но поскольку я член правительства, должен сидеть все время — обсуждают ли канализацию, энергетику, медицину или что еще. Хорошо, что я часто брал с собой работу, писал что-то...

Мне есть чем заниматься. Я с 28 лет преподаю в высшей школе. Профессор, причем еще тех времен, а не нынешних. Музыкой увлекаюсь...

Вы ведь детскую музыку пишете, так?

— Да, и не только музыку. В театре Терезы Дуровой идут мои мюзиклы "Бай-бай, Храпелкин" и "Бессонница". Несколько дисков с песнями я выпустил — и слова, и музыка, и исполнение мои. Я давно хотел заняться такой работой, творческой. Вот теперь и займусь.