Гала балет
В московском Театре эстрады главный японец российского балета Морихиро Ивата при поддержке посольства Японии организовал концерт, названный "Звезды японского балета". Рассказывает ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.
Родившийся в Иокогаме и там же, в школе своего отца, получивший начальное хореографическое образование Морихиро Ивата уже двадцать лет живет в Москве. Пятнадцать из них работает в Большом театре. Дорос до ранга первого солиста — подняться выше японскому виртуозу не позволил его маленький рост. Танцевал все, что предлагали,— от шутов и обезьян до русского Балды и советского беспризорника Ивашки, являя пример дисциплины и безупречного профессионализма. Ограниченный театральный репертуар не утолил творческого голода перфекциониста: он начал ставить сам. Наверное, зря.
Концерт, организованный Морихиро Иватой, можно считать его творческим вечером — подлинные японские звезды, коих на мировом балетном небосклоне больше, чем полагают, в Театре эстрады не засветились. Первое отделение занял балет "Тамаши", сочиненный хореографом Иватой в 2008 году и тогда же представленный публике (см. "Ъ" от 20 июня 2008 года) в исполнении солистов Большого театра.
На сей раз "Тамаши" танцевали преимущественно японцы, что не спасло это произведение, лишенное очевидных признаков балетмейстерского дара. Японскую притчу о пятерых самураях, которые принесли себя в жертву богине Аматэрасу, чтобы вернуть жизнь родному острову, погубленному извержением вулкана, Морихиро Ивата изложил с прямолинейностью зубрилы-отличника, оживив пантомимный пересказ маленькими вариациями "самураев", поставленными по принципу "у кого что лучше получается" — у кого разножки, у кого пируэты. Классические виртуозности, особенно под рокот японских барабанов, обычно радуют публику, однако радужные впечатления от скачков легконогих японцев перевесило грузное тело Сергея Доренского — русский артист остался в наследство от первого состава.
Во втором отделении Морихиро Ивата танцевал советскую хореографию — ту, что ему не удается исполнить в Большом: вагановское па-де-де Дианы и Актеона из "Эсмеральды" и "Гопак" из почившего балета "Тарас Бульба". Работал он, по своему обыкновению, чисто и с большой душевной отдачей, однако "подправил" каноническую хореографию, заменив поддержки в коде па-де-де собственными прыжками — вполне в духе воспитавшей его московской традиции, не церемонящейся с наследием.
Стандартный концерт, состоящий преимущественно из классических па-де-де в исполнении малоизвестных японских "звезд" — завсегдатаев международных конкурсов, оживило сугубо профессиональное обстоятельство: любопытно было отмечать различия классических школ, представленных выступавшими артистами. Ведь, как известно, послушные и восприимчивые японцы — лучшие в мире ученики, а потому все нюансы педагогики были видны невооруженным глазом. Так, Саяке Такуда в па-де-де из "Пламени Парижа" явила типично московскую манеру танца: лихая напористость, жесткие руки, резкие жесты, избыточная жизнерадостность и блистательное вращение, призванное искупить все недостатки. А вот Кента Куро и Ю Фи Чо, показавшие па-де-де из "Сильвии" Фредерика Аштона, танцевали с явным английским акцентом: сугубое внимание друг к другу и к "мелочовке" — стопам, позициям, бисерным рондам. Всемирная балетная интеграция сказалась в танце Юмы Мики — в па-де-де из "Дон Кихота" юноша продемонстрировал лучшие традиции советского мужского танца, обработанные западным лоском позировок. Увы, этот искрометный танцовщик тоже невелик ростом, а потому обречен лишь на конкурсные медали — большой классический репертуар едва ли ему по плечу.
Что же до звезд, то в этом японском гала единственным обладателем мирового имени оказался 47-летний Фарух Рузиматов, сохранивший отменную физическую форму. Экс-премьер Мариинского, нынешний советник гендиректора Михайловского театра вдохновенно исполнил "Адажиетто" Малера в постановке Мориса Бежара, которое покойный автор еще при жизни категорически запретил ему танцевать. Но в России пиратство неискоренимо, особенно под крышей заштатного Театра эстрады, зато этот демонический артист придал смотру реальных достижений честных и трудолюбивых японцев столь недостающую ему сюрреалистичность.