Роман с Толстым

На российские экраны выходит "Последнее воскресение", снятое голливудским режиссером Майклом Хоффманом на европейские деньги. В центре — отношения Льва Толстого и его жены

Сергей Рахлин, Лос-Анджелес

Фильм, поставленный режиссером Майклом Хоффманом ("Королевская милость"), создан по роману профессора литературы Джея Парини, который, в свою очередь, опирается на дневники Толстого, членов его семьи и людей из окружения писателя.

Отношения между Львом Николаевичем (Кристофер Пламмер) и Софьей Андреевной (Хелен Миррен) Толстыми показаны как сложные, но и одновременно страстные, эротичные, несмотря на солидный возраст героев. Благодаря Пламмеру и Миррен Лев Толстой и Софья Андреевна быстро становятся эмоциональным стержнем картины. Когда смотришь ее, очень быстро перестаешь замечать, что герои разговаривают не по-русски — настолько убедительны актеры. В случае Хелен Миррен этого как раз можно было ожидать — ведь прабабка актрисы, лауреата "Оскара" и Дамы Британской империи (женский эквивалент рыцарского звания.— "О".), была русской графиней. Ее семья, кстати, была упомянута в "Войне и мире" Льва Толстого. Дед Хелен, Петр Миронов, полковник российской императорской армии и дипломат, бежал от большевиков в Англию с маленьким сыном Василием. У Василия, женившегося на англичанке, в 1945 году родилась дочь Елена Миронова, ставшая позже Хелен Миррен.

Но и Кристофер Пламмер не оставляет сомнений: он — Лев Толстой. И дело не только в большом сходстве Пламмера с Толстым — тут спасибо гримерам. Канадский актер блестяще передает драму писателя, раздираемого моральными противоречиями и соблазнами плоти, мешающими, по его убеждению, духовному совершенству. Любопытно, что именно роль Толстого принесла 80-летнему Пламмеру, одному из лучших актеров современности, его первую номинацию на "Оскар". Хелен Миррен получила за роль Софьи Андреевны свою четвертую номинацию на "Оскар".

Конечно, после выхода картины на российский экран ее подвергнут строгому разбору. И сразу заметят не вполне русскую архитектуру толстовского дома в Ясной Поляне, "роль" которого играет немецкая вилла. Увидят, что и крестьяне в фильме больше похожи на пейзан. И будут в этом правы. Но важнее другое — не перевелись еще на Западе люди, готовые рисковать миллионами, чтобы рассказать историю русского писателя и его жены. Интерес к русской культуре не списывается в утиль. Совсем недавно новый, блестящий перевод "Анны Карениной" Ричарда Певеара и Ларисы Волохонской стал в Америке бестселлером, что для классики уникальное событие. Те же Певеар и Волохонская заново перевели "Войну и мир", вызвав новый интерес к великому роману.

Сознательно или нет, "Последнее воскресение" преподносит нам супругов Толстых удивительно современно. По ходу картины газетчики и папарацци того времени постоянно толпятся перед домом писателя в ожидании "горячих" новостей или очередного скандала между супругами. А уж когда по фильму Толстой оказывается тяжело больным на станции Астапово, то тут начинается настоящая таблоидная вакханалия у смертного одра гения. Так перекликаются в фильме история и современность, литература и кино.

Незадолго до американской премьеры "Последнего воскресения" мне довелось встретиться с Хелен Миррен и Кристофером Пламмером в Беверли Хиллз.

"Мое имение купил новый русский"

— Хелен, может быть, этот вопрос не вполне уместен, так как вы совершенно блестящая актриса и можете сыграть что угодно и кого угодно. И все же: ваши русские корни как-то помогли вам сыграть роль Софьи Андреевны Толстой?

— Знаете, иногда трудно определить какие-то конкретные влияния. Но в этом случае — без сомнения! Для меня совершенно невероятным было и то, что фотографии Толстого и его жены, и то, что мы воссоздали на экране, были совершенно идентичны моим русским семейным фотографиям. Моя семья по своему экономическому и общественному положению была очень сходна с семьей Толстых. А в чем-то мир моих русских предков сходен и с миром героев Чехова.

У меня было совершенно удивительное чувство, когда я в платье Софьи Андреевны вошла в декорацию фильма и оказалась... в фотографии моих дедушки и бабушки!

— Вы говорили, что собирались вместе с сестрой побывать в России и посетить места, где жили ваши предки. (Поместье Мироновых располагалось в Смоленской губернии, в районе города Гжатска, ныне Гагарин.— "О"). Удалось съездить?

— Мне удалось побывать там еще до съемок фильма. Это было невероятное приключение! Я шла по земле, на которой родились мой дед и отец, о которой, такой близкой его сердцу, писал мой дед. Сейчас это имение куплено каким-то молодым русским. Он вышел к нам, этакий гангстер с двумя телохранителями, вооруженными "калашниковыми", и говорит: "Добро пожаловать на мою землю". А я ему: "Добро пожаловать на МОЮ землю!" (Смеется.) Вы бы посмотрели на его охранников! Они, наверное, подумали, что мы сейчас заберем назад нашу землю.

— Фильм постоянно предлагает зрителю выбирать — на чьей он стороне: Софьи Андреевны, любящей своего порой невыносимого мужа, или на стороне ее антагониста Черткова, разделяющего мировоззрение самого Толстого? А вы сами с кем?

— О, конечно, я на стороне Софьи! Надеюсь, что большинство будет в этом вместе со мной. Фильм наш, безусловно, не документальный, но он твердо стоит на исторических событиях. Я читала о Софье, читала и ее дневники, честно говоря, довольно скучные. Но в итоге мы снимали картину по роману Джея Парини, который адаптировал для экрана Майкл Хоффман. То, что у меня получилось, было моим вдохновением, а не реальной Софьей. Большинство людей сегодня, вглядываясь в прошлое, видят Черткова как фанатика и противного человечка. А Софья была сплошные чувства, эмоции — любовь, семья. То, с чем мы легко себя можем идентифицировать.

— В конце фильма мы видим кинохронику того времени с реальными Толстыми. Вы эти съемки видели до работы на картине?

— Впервые увидела на премьере. Софья предстает как человек, излучающий уверенность. Это чувствуешь и 100 лет спустя. Я увидела, как она двигается, и пожалела, что не видела этих кадров раньше. Но, может быть, инстинктивно я сумела сделаться чем-то на нее похожей.

— Какой русский роман вы прочли первым?

— В юности я увлекалась Чеховым. Его рассказами. В русские романы, в частности в Толстого, в его "Войну и мир", я вошла, наверное, ближе к 30 годам. "Война и мир" — великая книга, но, честно говоря, мне не очень нравятся женщины в романах Толстого. У них глаза на мокром месте. Они — жертвы или ими манипулируют. Мне не по душе такие женские персонажи.

— Значит, для вас Чехов побеждает Толстого?

— Трудно сравнивать, но я при всем уважении к Толстому остаюсь с Чеховым, пусть Толстой меня простит. (Смеется.)

— В фильме Толстые, как все русские, пьют много чая. А вы?

— Я всегда пью много чая. Это мой любимый напиток!

— Как вам работалось с Кристофером Пламмером на фильме?

— Я, когда посмотрела фильм, была просто потрясена его игрой. Признаюсь, что я немного нервничала перед тем, как начать сниматься с ним. Ведь он один из величайших ныне живущих актеров. Но с ним было легко и тепло.

— "Русские пейзажи" выглядят в картине весьма натурально, особенно когда с помощью спецэффекта в кадр вставляют русскую сельскую церквушку. И все же фильм не снимали в России. Почему?

— Потому что он снимался на немецкие деньги!

"Жену любить труднее, чем человечество"

— Кристофер, как вы сами относитесь к взглядам Толстого?

— Толстой был экстраординарный человек. Намного впереди своего времени. Но я всегда поражался тому, что он мог один день есть за столом со своими крестьянами, а в другой давать обед, где слуги в ливреях стояли за каждым креслом.

— Как вы готовились к этой монументальной роли?

— Конечно, читал Толстого, читал роман Парини "Последняя станция", по которому написан сценарий. Выбирал важные для себя кусочки информации об этом человеке. Я смотрел кинохронику с Толстым. Это помогло мне понять, как он двигался в старости, как ездил на лошади. Но я не слышал голоса Толстого, поэтому мне, как и Хелен, пришлось пустить в ход воображение.

Один потомок писателя, тоже граф Толстой, посмотрел наш фильм, и он ему очень понравился. Для меня это было счастливое мгновение.

— Режиссер Хоффман в беседе со мной рассказал, что прежде чем приступить к работе над фильмом, он прочел всего Чехова. Хотя, казалось бы, логичнее было перечесть всего Толстого.

— Не скажите... Фильм ведь ближе по жанру к пьесе, чем к роману. Как только мы надевали костюмы того времени, мы как бы оказывались в пьесе Чехова о жизни супругов Толстых. Я думаю, что это было правильное решение режиссера и сценариста Хоффмана, поскольку Чехов и Толстой творили практически в одно время.

— В фильме ваш Толстой разрывается между любовью к человечеству и любовью к жене. Что, по-вашему, труднее: любить жену или человечество?

— Конечно, жену!