Кадаши против Хеопса

23 октября в Сколково прошло собрание, целью которого было привлечение мэра Сергея Собянина к сохранению памятников. О проблеме московского наследия задумался обозреватель "Власти" Григорий Ревзин.

В собрании участвовали общественные организации "Архнадзор", Ассоциация менеджеров культуры, MAPS (зарубежные журналисты в Москве за охрану памятников), журналы "Большой город" и "Эксперт", газета The Moscow Times, телеканал "Дождь. Optimistic Channel", портал Archi.ru, проекты "Москва, которой нет" и SNOB, а также администрация бизнес-школы Сколково. Его итогом стало принятие резолюции, требующей объявить территорию в пределах Садового кольца заповедной зоной Москвы, запретить там сносы и новое строительство.

Внешне история московских памятников последних 20 лет проста: Юрий Лужков их сносил, общественность негодовала. Всего Москва, по подсчетам "Архнадзора" — организации, сыгравшей главную роль в организации сколковского собрания,— за время правления Лужкова потеряла более тысячи памятников, и ситуация выглядела предельно простой. Вот власть, она сносит памятники, вот люди, они против, перед нами противостояние власти и общества. Однако в Москве новый мэр, он пока еще ничего не снес, и разговор нужно переводить в другую плоскость. "Архнадзор" предложил плоскость экономическую, тема была заявлена следующим образом: "Архитектурное наследие Москвы — ее главный экономический актив, основа ее жизнеспособности и долговременного развития".

Забавным образом дело ограничилось скорее декларацией: все соглашаются с тем, что это главный актив, но не совсем понятно, сколько он стоит и как его использовать. Между тем достаточно перевести проблему памятников в экономическую плоскость, и станет очевидно, что Юрий Лужков был если и ужасен, то не так ужасен, как кажется. Он сносил памятники и заменял их новоделом вовсе не из ненависти к архитектурному наследию. Он его очень даже любил. Но он тоже хотел, чтобы памятники были экономическим активом. И вот что вышло.

Культурная общественность так устроена, что понятие "экономический актив" воспринимает как синоним понятия "большая ценность", что все ж таки не одно и то же. Экономический актив существует на рынке. Вопрос — на каком рынке существует архитектурное наследие Москвы?

Защищая архитектурное наследие, мы постоянно апеллируем к Западной Европе, Италии, Франции, Англии. Что ж, там наследие существует на сравнительно понятном рынке — туристическом. По данным департамента туризма правительства Москвы, Москву в год посещает 5 млн иностранных туристов, то есть примерно 14 тыс. человек в день. В туристическом бизнесе главный показатель — процент туристов от дневного населения. Население Москвы — понятие таинственное, по официальным данным, это 10 млн человек, по данным сотовых операторов — 15 млн, а по данным МВД — 20 млн, таким образом, количество туристов составляет от 0,7 до 1,4%. Русских туристов московская мэрия посчитать не может, потому что они останавливаются у родственников, но полагает, что их в три раза больше, чем иностранцев, то есть от 2,1 до 4,2%. Это важные расхождения в цифрах, но те города, что в Европе называются туристическими столицами,— Париж, Рим, Лондон, Венеция дают нам цифры от 25 до 95%. Это означает, что туристический рынок Москвы не просто мал. С точки зрения европейского туристического бизнеса он отсутствует.

В принципе этот рынок можно создавать. Но это непросто. Дело не только в том, что там сложное движение денег, турист ведь платит не за достопримечательности, а за гостиницы, рестораны, транспорт, а потом это косвенно, через налоги, можно вернуть на поддержание наследия. Сложность в том, что туристический рынок глобален. В этом году архитектурная общественность героически отстаивала в Москве три памятника — рядовую застройку Кадашей, Хитровку и внутренний двор усадьбы Шаховских на Большой Никитской. И отстояла. На глобальном туристическом рынке эти вещи должны конкурировать с пирамидами Египта, Мексики и Междуречья, храмами Греции и Рима и т. д. Турист ведь именно так и выбирает — что интереснее посмотреть, Москву или Венецию. И как тут конкурировать?

Позиции конкурентов институциализованы. Европейское образование веками вдалбливает в головы людей списки памятников, которые они должны посмотреть в течение жизни. Это поддерживается постоянной актуализацией знаний то в виде ресторанов, пароходов и черепашек по имени Микеланджело, Рафаэль и Донателло, то в виде институций типа Британского совета и Гете-центра. Влезть на этот рынок с Гурием Никитиным крайне затруднительно, хотя это чудесный мастер. Русских памятников в мировом реестре places of interest страшно мало, в Москве только Кремль и русский конструктивизм, и борьба за расширение этого списка — серьезное дело. Успешные примеры есть: Каталония поставила все, что можно, на раскручивание имени Антонио Гауди, и сегодня этот архитектор, которого 30 лет назад знали только специалисты по архитектуре модерна, стал общемировой туристической величиной. Но это была серьезная государственная программа, и из всех архитекторов барселонской школы удалось провести только одного мастера.

Конечно, есть еще наш внутренний рынок. Отчасти он лучше, поскольку есть патриотические мотивы, люди знают, что хотят посмотреть грот Бове в Александровском саду. Но не очень понятно, готовы ли они за это платить. Советская система дешевого школьного и профсоюзного туризма в Москву больше не существует, и теперь туристическая поездка в столицу для жителя России дороже, чем поездка в Египет или Турцию, и в этом смысле локальный рынок не отличается от глобального. Для русского туризма Кремль точно так же конкурирует с пирамидами, как и для англичанина.

Горожане — это сложная категория потребителей. Они привыкли гордиться своим наследием, но бесплатно

Чтобы назвать архитектурное наследие главным экономическим активом Москвы на туристическом рынке, надо этот рынок создать. Проблема в том, что вся наша система законодательства в области охраны памятников написана как бы в расчете на этот рынок. То есть в принципе она написана без учета какого-либо рынка вообще, смысл здесь заключается в музеефикации памятника, в превращении его в музей самого себя, который не зависит от рынка, а просто сохраняется как национальное достояние. Но если потребление такого памятника на туристическом рынке еще возможно, то на других рынках это фактически ставит крест.

Наследие в принципе продается еще на двух рынках. Один — это сами жители города, которые гордятся своими историческими достопримечательностями. Второй — это рынок девелопмента. Увы, они тесно связаны между собой.

Горожане — это сложная категория потребителей. Они привыкли гордиться своим наследием, но бесплатно. В этом году был произведен показательный эксперимент, хорошо иллюстрирующий ситуацию. "Донстрой" получил в аренду участок, на котором исторически находился Хитров рынок, в советское время там было построено ПТУ. ПТУ снесли, в планах компании было строительство нового здания. И тогда "Архнадзор" начал борьбу за сохранение этого исторического места Москвы — знаменитой Хитровки, где в XIX веке находились воровские притоны, жили известные отбросы общества, располагались культурно значимые трактиры убийц, наркоманов, дешевых проституток и находились склады скупщиков краденого. Нельзя сказать, что это было особенно красиво, но это красочно описано у Гиляровского. В принципе это интересный объект для туризма, в Лондоне, скажем, есть специальный туристический маршрут по местам Джека-потрошителя, который предлагается в некоторых туристических агентствах. Но ходят по нему туристы, а не жители.

Здесь же речь шла именно о сохранении исторической Хитровки для жителей Москвы. На сайте snob.ru известный московский дизайнер Стас Жицкий организовал кампанию по сбору средств на то, чтобы выкупить у "Донстроя" этот участок и сохранить его как памятное московское место. Я лично был готов дать на эти цели $1 тыс., для меня это заметная сумма. Он обращался к бизнесменам, меценатам и от разных людей получил обещания примерно на $100 тыс. Это вообще-то немаленькие деньги даже для фандрайзинга на благотворительность, однако "Донстрой" заплатил за участок $10 млн. То есть даже если рассчитывать на добрую волю компании, на то, что они отдают участок по себестоимости, не пытаясь на этом заработать (хотя с какой стати?!), то все равно удается собрать 1% необходимых средств. Мне кажется, это исчерпывающе отвечает на вопрос о том, сколько люди готовы платить за то, чтобы их город и впрямь был историческим, а сколько в этом безответственного сотрясания воздуха.

Жителям исторические места продаются косвенным образом — через устройство публичных пространств, прежде всего торговли и рекреационных зон. В центре города, в исторической части, магазины, рестораны, кинотеатры и т. д. работают на порядок успешнее. Однако это требует серьезных девелоперских усилий. Чтобы придать историческому городу эти функции, его нужно в значительной степени перестроить, а это входит в прямое противоречие с законодательством.

Наконец, есть собственно девелоперский рынок, тот самый, на котором в первую очередь и работал Юрий Лужков. По сравнению со всем остальными рынок очень прост: строится и продается квадратный метр, и этот метр в исторической части города при прочих равных стоит дороже, чем в неисторической. Но здесь и возникают самые жесткие проблемы с законодательством.

Наше законодательство об охране памятников отличается редкостным совершенством. Там вообще запрещена реконструкция, только реставрация. Там нельзя ничего менять не только в самом памятнике, но и вокруг него, закон охраняет историческую зону памятника, хотя несколько колеблется в том, как ее определять. Причем чем меньше Лужков сам соблюдал это законодательство, тем легче он позволял дополнять его всякими московскими дополнительными инструкциями, у нас появился даже "бассейн визуальных связей памятника", который тоже нельзя было нарушать, и другие подобные строгости. А чего Юрию Михайловичу, эксперты себе чего-то пишут, его объектов это не касается. Словом, это прелесть что за закон, однако фактически он не дает сделать из памятника ничего, кроме музея. Но столько музеев невозможно содержать, да и не нужны они никому.

По закону с памятником нельзя делать ничего. Но когда нельзя делать ничего, это значит, что можно делать все, только не всем. Те памятники, которыми Юрий Лужков занимался лично, те, где работали его девелоперские структуры, сносились и полностью перестраивались. Те, куда попадали сторонние девелоперы, становились для них ловушками.

Сегодня, когда Юрий Лужков ушел, благородные охранники памятников празднуют победу и заявляют, что отныне любое вмешательство в жизнь памятника должно стать табу. Вопреки общей радости моих коллег и друзей, которых я искренне уважаю, должен сказать, что, на мой взгляд, это утопия. В апреле 2009 года "Архнадзор" представил так называемую Красную книгу Москвы, там было перечислено 250 памятников, находящихся под угрозой уничтожения. Те из них, которые собирался подвергнуть своему девелопменту Юрий Лужков, это меньше десяти адресов, остальные 240 умирают просто от небрежения. Они находятся в аварийном состоянии, в них живут бомжи, они горят и рушатся. Почему? Да потому что от этого "экономического актива" девелоперы бегут как от чумы.

Практически ситуация выглядит так. Пока памятник никто не трогает, он тихо гибнет. Потом приходит девелопер и начинает что-то делать, в этот момент на него наваливаются "Архнадзор", "Москва, которой нет", MAPS и вся остальная общественность. Формально они правы, нарушается закон. По сути же из девелопера пытаются вытащить те самые $10 млн на Хитровку, которые общественность сама платить не готова, но готова требовать, чтобы их заплатила девелоперская компания. Но она же не меценат, она так не может, она сама живет на кредиты. Это тупиковый путь. Пока был Юрий Михайлович, еще можно было закрывать глаза на то, что, по сути, мы ставим бизнес, который начал работать с памятником, в ситуацию презумпции виновности. Как бы все лужковские — одного поля ягоды, все виновны в разрушении наследия, а потому платите. Но теперь-то Лужкова нет, и моральная сомнительность такой борьбы за общественное благо становится очевидной.

Честно сказать, когда смотришь на реконструированные здания Вероны, Франкфурта, Вены и т. д. и понимаешь, что все, что сделано там (а это сотни зданий, тут огромная школа, тут авторитеты вроде Нормана Фостера и Карло Скарпы), с точки зрения нашего закона об охране памятников является актом сугубого вандализма, то просто хохот разбирает. Я думаю, что наш закон об охране памятников и московские дополнения к нему служат не сохранению, а уничтожению наследия: за него никто не хочет браться, потому что это или невыгодно, или незаконно. Порядочный человек с памятником связываться не будет, непорядочный — ну а почему вы ждете от него щепетильности в отношении исторических деталей?

По закону с памятником нельзя делать ничего. И это значит, что можно делать все, только не всем

Но так или иначе, у нас нет другого рынка, на котором существует актив под названием "архитектурное наследие", кроме рынка девелопмента, и существующий закон об охране памятников делает этот рынок полностью незаконным. Что, разумеется, открывает безбрежные коррупционные перспективы. Это означает, что проблема культурной идентичности Москвы сегодня не имеет решения. По моему личному мнению, нам надо менять закон, вводить понятие реконструкции и пытаться легализовать этот процесс, то есть законодательно регламентировать, что можно делать, а что нельзя. После чего нужно начинать развивать бизнес, который способен работать на этом поле. Но это непопулярная точка зрения, и я вполне понимаю, что меня здесь никто не поддержит. Общественные движения — поскольку они теряют почву для борьбы за общественное благо (как они его понимают). Чиновники мэрии — потому что теряется основание для коррупции. Так что мы и дальше будем незаконно уничтожать наши памятники и бороться с этим. И замена Лужкова на Собянина ничему тут не поможет.

Но давайте по крайней мере не будем лукавить. Бессмысленно называть архитектурное наследие Москвы ее главным экономическим активом, на сегодняшний день это экономический пассив, и рынка, на котором оно могло бы стать активом, не существует. Единственное, что мы легально можем делать с наследием, это реставрировать его за счет городского бюджета, но в бюджете на это средств нет. И это не только экономический пассив, но и политический. Потому что это сегодня памятники защищают благородные идеалисты вроде "Архнадзора" или MAPS. Напомню, что в конце 1980-х годов из движения охраны памятников выросло общество "Память". И может вырасти еще раз, речь ведь идет об уничтожении русского национального наследия.