"Власть" публикует свидетельство студента Ивана Лягушкина, принявшего участие в переписи.
Для студентов нашего вуза участие в переписи было обязательным. Политически активные студенты собрали около 40 подписей против принудиловки. К студентам присоединились некоторые преподаватели. Но это не помогло; декан факультета не пожалел времени и объяснил каждому подписавшемуся, что от работы на переписи никуда не убежишь.
Нам раздали пятичасовой обучающий фильм и убедительно попросили его посмотреть. Если бы он длился час, его бы посмотрели два-три патологических отличника. Пять часов вялотекущего картонного повествования не осилили даже они.
Проверить знания тонкостей оформления бланков должен был подготовленный Росстатом тест. Вопросы были примерно следующего содержания: "Как вы заполните графу 3 бланка Л, если человек приехал в Москву из Франции к своей двоюродной бабушке?" Ломать голову над выбором правильного варианта не пришлось. Хрупкая девушка в очках хорошо поставленным голосом продиктовала очередной группе хихикающих студентов правильные ответы. Тест сдали все.
В одной из квартир на первом этаже однотипной серой девятиэтажки в Солнцево находится штаб переписного участка, куда меня направили. Им заведует тихий сорокалетний меланхолик Владимир. Он каждодневно пьет кока-колу и медитирует в глубоком кресле под бессмертные хиты диско, раздающиеся из хриплых колонок ноутбука. Прерывается он только на раскладывание пасьянса.
Мой непосредственный начальник — Маша, по-матерински заботливая и очень пунктуальная женщина тридцати лет. У нее в подчинении четверо студентов. Маша и Владимир работают в жэке района Солнцево. Сначала им предложили поучаствовать в организации переписи добровольно, но очень скоро добровольное стало принудительным. Как и рядовые студенты, Маша получит за свою работу 5500 руб., минус налог и транспортные расходы. Владимир о своей зарплате умалчивает, но, как и все, говорит, что с удовольствием отказался бы от участия в переписи. В штабе всегда есть горячий чай. Это уголок спокойствия. Попасть туда удается на 30-40 минут в день.
За две недели переписи нам с напарницей Наташей надо переписать два девятиэтажных дома по четыре подъезда, всего 288 квартир. От штаба до нашего участка пять минут пешком. Мы звоним в квартиру, отгороженную от окружающей действительности железной дверью, покрашенной в медный цвет. Около звонка еле заметная надпись "Оставь надежду всяк сюда входящий". Переглядываемся. Через минуту дверь открывает мужчина средних лет в трусах. На смущение Наташи он не обращает никакого внимания. Особую трудность у него вызывает вопрос про образование. Он неуверенно опускает глаза и произносит слово "восемь". "Среднее общее",— догадывается Наташа и, стараясь не смотреть на мужчину, продолжает опрос. Когда неприятная для него процедура переписи подходит к концу, он в первый раз за весь разговор улыбается, от души матерится и приглашает нас пить пиво с креветками.
О национальной принадлежности большинство говорит с едва различимым придыханием. "Пишите — "компот",— отвечает на этот вопрос Галина Алексеевна, шестидесятилетняя пенсионерка с финскими, еврейскими, польскими и русскими корнями. Они с мужем Александром давно готовились встречать переписчиков, очень прилично одеты, с интересом разглядывают наши кислотно-синие опознавательные шарфы, бойко и четко отвечают на все вопросы. На прощание Александр дарит нам с Наташей книгу своих стихов. "Дорогой Ванечка, желаю здоровья, счастья, успехов" — успевает написать он на первой странице перед нашим поспешным уходом.
Утро второго дня переписи. Мы идем на участок, по дороге пытаемся говорить с напарницей на отвлеченные темы. Наташа рассказывает, что видела по телевизору, как переписывают Владимира Путина. "Если бы мы работали в таком же темпе, за месяц бы не управились",— раздраженно заявляет она. Просьба премьера переписать его лабрадора Кони вызывает у нас кривые улыбки, ведь точно так же шутит девяносто процентов владельцев домашних животных. Смеяться над остротами собаководов каждый раз все тяжелее. Это вторая самая популярная у населения шутка. Первая — отметить свободное владение матерным языком.
Некоторые приходят на переписной участок сами. "Ваша фамилия?" — машинально спрашивает Наташа одного из пришедших, седому мужчине чуть больше сорока. "Карклесь",— отвечает он. "Имя отчество?" — уточняет переписчица. "Ворона и Лисицин",— самодовольно заявляет Карклесь. Повисает пауза, Наташа смотрит на мужчину, вопросительно улыбаясь. Он серьезен. К счастью для переписчиков, такие люди попадаются нечасто, большинство охотно называет себя и своих близких настоящими именами и отвечает искренне.
Звонит участковый, договариваемся о встрече. Еще в первый день всем переписчикам выдали список неблагонадежных квартир, куда ходить в одиночку не рекомендуется. Высокий мужчина в серой форме протягивает мне свою руку, а Наташе — визитку. Идем в опасные квартиры, готовимся увидеть там битую посуду и женщин с синяками и кровоподтеками. На удивление, эти квартиры ничем не отличаются от обычных, некоторые из них выглядят наиболее приличными в доме. Неблагонадежные люди с нами очень вежливы. Да и вообще, за две недели переписи обругали нас всего один раз: какая-то бабушка хриплым голосом смачно послала нас на три буквы, не желая открывать дверь "проклятым ворам". Мы тут же внесли ее в список отказавшихся.
В конце дня возвращаемся в штаб. Усталый Владимир в который раз заводит разговор о бессмысленности переписи, но тут же переключается на решение насущных проблем. "В выходные надо переписать военную часть на окраине района, там около трехсот человек служит, надо бы вам туда сходить",— вяло говорит он, а певец Шура из колонок того же ноутбука слащаво воет: "Ты не верь слезам..."