премьера\ театр
Камерный театр "Вильна сцена" продолжает экспериментировать с новейшими медиатехнологиями. Очередным изобретением режиссера Дмитрия Богомазова и его креативной команды стал спектакль в жанре "3D-книга". За испытаниями нового сценического формата на новелле "Крысолов" Александра Грина и актере Александре Форманчуке наблюдала ЮЛИЯ БЕНТЯ.
В программе сентябрьского "Гогольfest" спектакль "Крысолов" Дмитрия Богомазова значился первым пунктом в части театральных представлений. Тогда его могла увидеть только малая часть зарубежных импресарио, а теперь он доступен рядовым зрителям (с оговоркой, что таковых в небольшом зале театра "Вильна сцена" поместится от силы 30 человек).
Все спектакли "Вильной сцены" отличает особая интонация, и в каком-то смысле каждая новая премьера здесь продолжает предыдущую. Однако генеалогия "Крысолова" уводит в сторону, к моноспектаклю "Голодный грех" по новелле Василя Стефаныка в Центре им. Леся Курбаса: в 2008 году эту постановку, задуманную режиссером Александром Билозубом, сценографом Владимиром Карашевским и актером Александром Форманчуком, перенесли на Малую сцену Театра им. Франко. Родство проявляется на уровне каких-то принципиальных мотивов: голод, бессонница, безысходность, болезнь, помешательство... Мешки шелухи от семечек из "Голодного греха" преобразились в черно-белый видеоарт "Крысолова", украинская трагедия — в голодную питерскую весну 1920-го, а безмолвно стонущий у Билозуба Александр Форманчук — заговорил.
Спектакль Богомазова, как и новелла Грина, имеет линейное развитие и сюжет, но раскодировать его можно только в обратном движении — как мелодию, звуки которой в финале вдруг собираются в единый аккорд. В богомазовской "3D-книге" текст и иллюстрации рождаются на глазах у публики. По ходу повествования луч света чертит в пространстве сцены и поверх героя Александра Форманчука черные и белые линии, которые складываются в фигуры людей и животных, живущих своей жизнью на заднике, где в финале появляется разворот старинного фолианта с острым шрифтом и жутковатыми капричос (художник — Александр Чаморсов). По сути, авторы спектакля попытались наделить изображение свойствами временных искусств, и в этом самое главное из технических достижений спектакля.
Надо ли говорить, что техническая сторона здесь так же неотделима от идеологической, как питерская готика Грина от крысиных фантазий Гофмана? У Грина, в общем, не было выбора: его отец, участник польского восстания 1863 года, был выслан в Сибирь, и сын формулировал свое отношение ко злу вообще и очередной власти в частности, прибегнув к самому безопасному методу — мистификации. В финале новеллы "Крысолов" он якобы цитирует отрывок из книги начала XVI века "Кладовая крысиного короля" Эрта Эртруса, предусмотрительно отделяя вставной текст от основного двойным частоколом, кавычками и троеточием: "Им благоприятствуют мор, голод, война, наводнение и нашествие. Тогда они собираются под знаком таинственных превращений, действуя как люди, и ты будешь говорить с ними, не зная, кто это. Они крадут и продают с пользой, удивительной для честного труженика, и обманывают блеском своих надежд и мягкостью речи. Они убивают и жгут, мошенничают и подстерегают; окружаясь роскошью, едят и пьют довольно и имеют все в изобилии. Золото и серебро есть их любимейшая добыча, а также драгоценнейшие камни, которым отведены хранилища под землей".
Цитата обеспечивает читателю эффект прозрения — как и задник-разворот, концентрирующий в себе цепь повествования и нарушающий монохромность богомазовского спектакля. Гравюры и текст изрезаны красными печатями. Но если в "Алых парусах" красной краски еще было достаточно, чтобы пропитать весь текст, то в "Крысолове" ее хватает ровно на то, чтобы зафиксировать вневременность и неизбежность зла.