На следующий день после того, как великий французский архитектор Жан Нувель унес "Золотого льва" Венецианской биеннале, он вместе со свитой пришел в русский павильон. Бегло назвав российскую экспозицию лучшей на выставке, он пригласил нашу команду на организованную им конференцию. Она-то и объясняет, почему его ответ на тему выставки признан лучшим. Из Венеции — ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН.
Во французском павильоне нет выставки как таковой, так что присуждение ему "Золотого льва" было по меньшей мере острым решением. Там, правда, есть много текстов, написанных мелками на стенах неровным детским почерком. Начинается все двумя утверждениями. Во-первых, что разговор об этике (тема биеннале, напомним, "Больше этики — меньше эстетики") маскирует отсутствие политики, второе: "Наша основная экспозиция находится не здесь, а в вапоретто" (маленький речной трамвайчик, который используется в Венеции вместо автобуса).
Хотя комиссаром французского павильона считается Нувель, строго говоря, это неверно. Чтобы лучше ответить на тему биеннале, французы решили назначить Нувеля комиссаром, но усилить его командой из мэра Эрувиля Франсуа Жандре, социолога Анри Пьера Жуди и писателя Умберто Тонка. Вместо того чтобы немедленно переругаться, как сделали бы русские кураторы, эта компания немедленно решила расшириться и пригласила еще шесть человек. Все вместе решили, что выставку делать нельзя, более того — нельзя даже пользоваться выставочным пространством.
Свое решение они объяснили так. Город, по словам Нувеля, "пространство длящейся катастрофы". Произведение архитектуры в городе — это, как образно выразился писатель Тонка, "вишня на пирожном, которого нет". Так что же, мы будем показывать эти вишни без пирожного? Можно ли, иначе говоря, показывать произведения архитектуры, когда человечество страдает? Нельзя. Поэтому, исписав стены павильона письмами к президенту Франции, порицаниями войны в Чечне, ужасной статистикой голодающих и умирающих и другими волнующими граффити, французы пригласили всех на свой кораблик, который стал главным местом событий, последовавших после присуждения "Золотого льва".
Нельзя сказать, что события эти были понятными. Нельзя сказать, что они были завораживающими. Но они вызвали столь глубокое удивление, что вполне оправдывают победу Жана Нувеля на биеннале.
Выбор кораблика Нувель обосновал так: "Это пространство вопрошания, для обмена информацией, для понимания подлинной природы вещей. Вапоретто, всегда готовый к тому, чтобы уплыть и вернуться,— это, так сказать, аристотелевский перводвигатель".
Перводвигатель попыхивал, но не плавал, будучи привязанным к берегу. Правда, аристотелевский перводвигатель тоже пребывал в состоянии неподвижности, в чем была особая тонкость онтологии великого философа. Кораблик укрыли простынями, на которые изнутри проецировались кадры кинохроник со страданиями человечества. Снаружи издалека это выглядело довольно красиво, а изнутри — навязчиво. Внутри под просмотр шли беспрерывные дискуссии.
Основная задача Нувеля, как он ее сформулировал,— "наладить диалог между Севером и Югом, Югом и Севером". Север является богатым, а Юг бедным. Для налаживания диалога были специально приглашены представители третьего мира. С ними шли дискуссии. Пока было все понятно.
Непонятное было из-за воды. Воде в дискуссии придавалось огромное значение. Просто пересказываю: на Юге мало воды, из-за этого там пустыни; на Севере воды много. Обмен между Севером и Югом — это обмен водой. Особенно много воды в Венеции (что неоспоримо). Она, правда, грязноватая, но ее можно очистить. Посему на вапоретто стояла установка для очистки воды, и результатом этого процесса поили представителей третьего мира (в порядке обмена между Севером и Югом), а также всех желающих. Вода при этом, по словам кураторов, выгодно отличается от моющей жидкости с лимоном, которой сегодня западная цивилизация решила промыть всю планету в порядке стандартизации и глобализации (знакомый архитектор оценил это высказывание про мыло как тонкий выпад против сэра Нормана Фостера, также присутствующего на биеннале и всюду разводящего глобализацию и стандартизацию). Дело в том, что, попав в пустыню, вода позволяет произрасти тому, что там уже и так есть, а не насаждает того, чего там нет.
На такое трудно правильно реагировать. Очищенную воду я пить не стал, боясь, что меня примут за представителя третьего мира. Имея в виду, что сам кораблик является перводвигателем Аристотеля, я решил, что происходящее как-то связано с идеями древнегреческого философа Фалеса, утверждавшего, что все из воды. Правда, я, честно говоря, никогда не понимал до конца этой точки зрения. Как это — из воды? Видимо, это надо понимать не буквально, а метафорически, в том плане, что хотя все из воды, но все не из воды, а как-то иначе (хотя и не понятно как).
С другой стороны, Нувель — шестидесятник. Я помню в детстве, в 60-е годы, в нашей пятиэтажке боролись с протечками кранов следующим образом. На стенах клеили объявления, что в Африке от жажды ежедневно умирают не помню сколько детей, а в протекающий кран ежедневно уходит не помню сколько литров воды и что если этих детей разделить на эти литры, получится столько-то. Мне истории Нувеля это и напомнили. Во всяком случае, кураторы французского павильона сообщили собравшимся, что в день от проблем с водой умирают 25 тыс. человек, а в год — 9 млн. Собравшиеся взгрустнули и выпили еще воды.
Честно признаюсь, я не очень хорошо понял, что это все значило. Но не скажу, что все это хорошо поняли. Одна моя политизированная знакомая итальянка сказала, что я ничего не понимаю, что это диалог между Севером и Югом, это обмен информацией, и это очень важно. Знакомый журналист сказал, что все это как газета и важно не то, какая чушь в ней печатается, а то, что информационные линии протекают именно через эти страницы, а тот, кто контролирует информационные линии, контролирует мир. Знакомый критик провел тонкий художественный анализ этой фантастической акции. Вода, по его мнению, оказалась буквальной, физической метафорой диалога между Севером и Югом. Это была мыслящая материя (любимый предмет авангарда) — воды биеннале непосредственно поднимались из лагуны, очищались и питали этих приглашенных представителей третьего мира. Знакомый бизнесмен сказал, что он даже расстроился от этой акции, поскольку почувствовал, насколько крупный капитал за ней стоит.
Но означало это все совершенно другое. Это означало, что сила, мощь, авторитет Нувеля в мире таковы, что он может заставить толпу людей три дня обсуждать эти безумные идеи и участвовать в этих действиях, а все участвующие, включая напоенных сточной водой представителей третьего мира, счастливы, что приобщились к чему-то действительно высокому и значительному. И понятно, что он, а не мы получил "Золотого льва": нам подобный авторитет и не снился.
Причем это еще не все. В середине июля на том же вапоретто обсудят проблемы земли, а затем, надо полагать, огня.