Самый причудливый фильм недели — "Похороны" (1996) (25 июня, НТВ, 0.05, ****) ньюйоркца Абеля Феррары — привлекателен прежде всего редким актерским букетом: Крис Пенн, Изабелла Росселини, Кристофер Уокен, Бенисио дель Торо. Феррара уже много лет существует в гетто таких презренных жанров, как хоррор или триллер. На самом деле он, возможно, последний великий мистик мирового кино, наследник Брессона и Бергмана. А "предельные" жанры привлекают его именно потому, что позволяют говорить с гораздо большей свободой, чем "правильные". На вопрос журналиста: "Почему вы всегда говорите только о сексе, насилии, Боге и наркотиках?" — он с искренним удивлением ответил: "А о чем же еще говорить?". Феррара всегда повествует о дьяволах, жаждущих истины. На похоронах убитого брата мафиозная итальянская семья погружается в пучину смертельных страстей (дело происходит в конце 1940-х). Чтобы представить себе стиль и мораль Феррары, надо увидеть эпизод, в котором один из героев убивает своих братьев и стреляется со словами "Как же мне жить без братьев?". В пересказе это слишком похоже на анекдот о крокодильчике, который плакал, поскольку сожрал родителей и осиротел. В реальности — впечатляет. В конце концов, "Братья Карамазовы" в пересказе прозвучат как откровенная бульварщина.
Дабы уравновесить "аморального" Феррару, теленеделя дает уникальную возможность пройти за считанные дни краткий ликбез общих мест европейского сознания. К тому же — на примере творчества не последних европейских режиссеров наших дней, пусть и не все они хорошо известны в России. Нормы поведения слишком часто оказываются невыносимо пресными, когда их переводят на язык искусства. Скучно. Взять, например, голландский "Оставленный багаж" (1997) (25 июня, "Культура", 22.45, ***), режиссерский дебют Джерома Краббе, который прославился как актер в ранних, еще "авторских" фильмах Пола Верхувена. Горячим летом где-то на подъеме революции цветов юная амстердамская хиппушка Хая (замечательная Лора Фрезер) из эмансипированной семьи интеллектуалов, переживших Холокост, нанимается бебиситером в семью строжайших иудейских ортодоксов. Бунтуя сначала против их домостроевского уклада, она находит затем контакт с ними, с их семейной трагедией, проникается к ним уважением и начинает по-иному смотреть на своего отца, одержимого поисками чемодана, который он закопал во время оккупации, спасаясь от наци. Крепкий сценарий, отличный актерский перформанс Максимилиана Шелла в роли отца Хаи, нестареющей Изабеллы Росселини — бунтующей на коленях фрау Кальман, да и самого режиссера, неподдельно грозного в облике непреклонного Кальмана. Но кажется, что режиссер совершает непозволительное, увлекается силой своих персонажей, поддается их воле и отрекается от олимпийского взгляда демиурга на рассказываемую им историю. Здесь, как и во многих антифашистских фильмах, совершается логическая ошибка. Зритель должен сочувствовать жертвам геноцида, потому что они хорошие (по фильму) люди. Да хотя бы и плохие, да хоть какие гадкие — убивают-то всех подряд и вовсе не за то, что они хорошие или не слишком, а за то, что они евреи. Слишком многих проблем фильм касается походя, хотя бы бытового уклада ортодоксальных иудеев, который, например, в израильском кино уже давно стал предметом болезненной рефлексии.
"Бандитки" (1997) модной и молодой немки Кати фон Гарнье (25 июня, ТВЦ, 21.45, *), внешне чрезвычайно радикальные, все из себя такие рок-н-ролльные,— пример иного, но тоже вполне благонамеренного, конформистского текста, притворяющегося бунтарским. По этому фильму можно изучать, что такое вульгаризированный феминизм. Четыре уголовницы бегут из тюрьмы и становятся звездами гранж-рока. Не в том беда, что подвернувшиеся им под руку мужчины должны помалкивать и исполнять их прихоти, пока не прогонят,— может быть, так и надо. А в том беда, что сняты "Бандитки" как затянутый видеоклип и начисто лишены чувства юмора.
На этом фоне кинематографа "добрых чувств" тонизирующе смотрится фильм "Три жизни и одна смерть" (1995) (28 июня, "Культура", 8.40, ****) чилийского эмигранта и французского режиссера Рауля Руиза. Руиз — мастер сюрреалистической поэтики, законный наследник самого Бунюэля. С интонацией самого правдивого человека на свете, неторопливо и обстоятельно, он рассказывает в фильме четыре истории, одна безумнее другой, одна убедительнее другой. Здесь люди ходят по комнате с молотками в голове, под кроватью живет маленький народец, придуманные героем родственники оккупируют его дом, тридцать лет могут пролететь за одну ночь, а сексуальные маньяки образумятся, натолкнувшись на священную невинность своих потенциальных жертв. В фильме блеснула Кьяра Мастроянни, унаследовавшая красоту своей матери Катрин Денев и талант своего отца (если поменять слагаемые местами, сумма не поменяется). А заявленные в заглавии жизни и смерти сыграл как раз отец — Марчелло Мастроянни.
Картина Руиза демонстрируется в рамках мини-ретроспективы фильмов с участием Мастроянни. Жалко, что "мини": актер слишком быстро менялся на экране, слишком много ликов и личин переменил, чтобы получить на примере нескольких близких по времени создания фильмов представление о его гении. В программе — поздние фильмы, когда его потянуло на "медленное" и многозначительное. В греческом "Пчеловоде" (1986) Тео Ангелопулоса (26 июня, "Культура", 22.05, **) Мастроянни играет старого пчеловода, отправившегося после свадьбы своей дочери в добровольное странствие в поисках тех цветов, которые удовлетворят его улей. А в "Путешествии к началу мира" (1996) португальского ветерана Маноэля де Оливейры (29 июня, "Культура", 22.05, **) — актера, пустившегося в путь по разбитым пиренейским дорогам в поисках своих корней (подразумевается — корней кинематографа). Так и хочется сказать авторам фильма: "Не волнуйтесь. Кинематограф жив, пока вы его делаете".
Увы, не все образцы европейского кинематографа столь добры и участливы к зрителям и героям. "Луна-парк" Павла Лунгина (1992) (23 июня, РТР, 0.15, *) — повод воскликнуть: "Матушка, почему они льют мне на голову холодную воду? Почему меня заставляют думать, что страна, которую я вижу на экране,— это Россия? Я не узнаю страну, в которой живу!" Ясное дело, что вместе с Берлинской стеной в 1989 году рухнули и старые стереотипы России, продиктованные еще холодной войной. Стереотип — законная потребность человечества. И новые стереотипы удачно оформил в "Такси-блюзе" (1990) именно Павел Лунгин. Но времена меняются, а мы — нет. Спустя два года, когда русская реальность переменилась неузнаваемо, режиссер предложил нам поверить в жуткую, ледяную Москву, где банды "бритоголовых" ведут себя, как эсэсовцы в Варшавском гетто. Зато есть возможность увидеть одну из последних ролей великого Олега Борисова.
Утешиться можно, только посмотрев еще более наивное "Роковое влечение" (1987) Эдриена Лайна (24 июня, НТВ, 22.45, *), автора незабвенных "Девяти с половиной недель". Один из первых образцов саги о "яппи в опасности", этот фильм поведал душераздирающую историю адвоката (идеальная жертва — Майкл Дуглас), отца семейства, который в один прекрасный вечер переспал с Гленн Клоуз и подвергся смертельной опасности. Избегайте случайных связей! Иначе злая девушка убьет вашего любимого кролика, да еще и начнется атомная война.