фестиваль / классика
Во вторник в рамках фестиваля "Киев Музик Фест" в Национальной филармонии состоялся концерт симфонических премьер. Озвучив три партитуры современных украинских композиторов, филармонический оркестр под руководством Николая Дядюры сделал крутое пике и завершил вечер балетной музыкой Петра Чайковского. ЛЮБОВЬ МОРОЗОВА так и не смогла раскусить замысел составителей концертной программы.
Одно из немногих заслуживающих внимания мероприятий XXI фестиваля "Киев Музик Фест" — концерт, осуществленный силами симфонического оркестра Национальной филармонии и его дирижера Николая Дядюры. В отличие от других концертов в жанре "братской могилы", тут угадывается фабула или, если точнее, причины и закономерности комплектации программы. Хотя тайна, покрытая мраком, все же есть: как иначе назвать появление нескольких номеров сюиты из балета "Спящая красавица" Петра Чайковского в финале вечера премьер произведений современных украинских композиторов?
Авторы, чьи новые партитуры были представлены в этот вечер, очевидно, пытались написать яркие и мощные произведения, построенные по принципу рычага: главная задача состояла в том, чтобы, правильно вычислив точку приложения, достичь небольшим усилием ощутимого результата. Итог впечатлил, но в каждом случае по-своему.
Самым нейтральным получился фортепианный концерт Ивана Тараненко с неопределенным названием "Музыка". Тонкая пианистка Елена Тараненко настойчиво искала разные оттенки звучания и смысла в одной и той же двузвучной интонации — пульсирующем тритоне, но многократные повторения создавали, скорее, впечатление надуманной затянутости. К тому же пафос высказывания местами сменялся эпизодами из серии "как я провел лето", когда оркестр без всяких на то предпосылок подключал ритм-секцию, и звучала бодрящая музыка с эстрадным оттенком — это, пожалуй, и были самые удачные и искренние фрагменты пьесы.
Куда более неоднозначным оказался еще один фортепианный концерт — Третий, с подзаголовком "Суриковский" Александра Костина. Помимо очевидных аллюзий на творчество и, так сказать, дух художников-передвижников, композитор взял лучшее у классиков — Сергея Рахманинова и Сергея Прокофьева, Ференца Листа и Александра Бородина, Бориса Лятошинского и Дмитрия Шостаковича. Причем заимствования угадывались с лету — автор особенно их и не маскировал. Двигаясь бетховенским путем "от мрака к свету" и от искусства формалистского ближе к народу, композитор до того разошелся, что вывел в партитуре и гуляющую толпу, и скоморохов, и лошадей, и конокрадов. Лихое поцокивание в оркестре создало настолько недвусмысленный образ, что не хватало, как на заре советского оперного театра, только живой лошади на сцене.
Третье произведение вечера — "Легион" Сергея Пилютикова — было самым удачным моментом концерта. В новой партитуре самый молодой из прозвучавших в этот вечер композиторов, образно говоря, поиграл в войнушку, то и дело переводя сражения из реальной плоскости в игрушечную и обратно. Оркестр то хватал публику за грудки солдатской прямотой, то хитрил и копошился, то показательно гремел снарядами. Чувствовалось, что, работая над партитурой, композитор много раз перестраховывался, стараясь не прописывать музыкантам заковыристых партий, а оркестр вот расщелкал ноты как орешки и будто требовал еще. Частично повторив в своей партитуре композицию бетховенской Увертюры к опере "Эгмонт", Сергей Пилютиков между тем не стал, как господин Костин, поднимать народное восстание в финале произведения и ограничился монологическим окончанием в духе философского тезиса "и один в поле — воин".