Самым престижным событием в июне светский Париж счел премьеру спектакля Мориса Бежара "Дитя-король" в Оперном театре Версальского дворца. Билеты распространялись по спецзаказу и исчезли задолго до начала представлений. Из Парижа — корреспондент Ъ ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА
Посещение королевского театра, построенного Людовиком XV для свадьбы своего внука-дофина с австриячкой Марией-Антуанеттой, почитается сегодня знаком принадлежности к элите. Деревянный, интимно-овальный, голубовато-золотистый, расписанный мраморными прожилками и нежными кудреватостями в духе Буше, с тремя ярусами лож и небольшим партером, он рассчитан на полтысячи зрителей. На десять представлений "Enfant-roi" смогло проникнуть не больше пяти тысяч посвященных — у безбилетников любого ранга не было никаких шансов. Само обретение зрителями места в зале превратилось в церемонию почти дворцовую: приняв у театрала билет, фрачный капельдинер подзывал помощницу в белом бальном платье, и та торжественно вела счастливчика вдоль галереи лож к его банкетке (кресла в этом театре предназначались лишь королю), а разодетая толпа остальных зрителей покорно ждала ее возвращения на винтовой каменной лестнице. Зрителей, проникших на заветное представление, качество спектакля интересовало далеко не в первую очередь — главное, что аудиенция в Версале состоялась.
Меж тем Бежар отнесся к постановке балета про обитателей королевского дворца с воодушевлением. Три построивших Версаль Людовика (XIII, XIV, XV ) были коронованы в глубоком детстве. Это показалось режиссеру-хореографу настолько символичным, что сквозным персонажем дворцового ревю он сделал ребенка (точнее, троих — дабы избежать трений с профсоюзами, малолетних актеров приходилось менять). Свой спектакль главный демократ балетного театра начинает ритуальным восклицанием "Король умер, да здравствует король!" Не то что Бежар вдруг заделался ярым монархистом — просто "королем" он называет абсолютного лидера в любой сфере. Моцарт, например, у него музыкальный "король", а юный Людовик XIV, первым своим указом учредивший Академию танца, — первый и непревзойденный профессиональный танцовщик своего времени. Стало быть, внятно объясняет хореограф зрителям, "Дитя-король" рассказывает не о французском абсолютизме, а о вечнозеленом искусстве жизни.
Как и во всех своих последних балетах, мэтр старается объяснить каждый поворот своей фантазии. Причем, в отличие от Бежара-шестидесятника, утверждавшего, что танцем можно выразить все — вплоть до философской системы, Бежар 2000 года телу доверяет меньше, чем речи. Поэтому первый танцовщик труппы Жиль Роман (к его собственной досаде) говорит в этом спектакле чуть ли не больше, чем все остальные танцуют. В ход пошли комедии Мольера, фрагменты биографий версальских обитателей, а также руководство по осмотру парка, собственноручно написанное Людовиком XIV с обстоятельностью владельца шести соток, показывающего соседям свой огород.
В тринадцати картинах спектакля тексты, произносимые Романом в аффектированной манере старофранцузского театра, перемешаны с солнечными звуками короля-Моцарта, находчивыми стилизациями многоликого Хьюго Ле Бара (постоянного бежаровского композитора), буйной яркостью костюмов Донателлы Версаче, нарочитой архаикой декораций Тьерри Боскета, вполне предсказуемой хореографией самого мэтра и выдумками Бежара-режиссера разной степени остроумия. Забавен эпизод основания Академии танца с участием неведомого парня, подобранного Бежаром где-то в Лионе: спец по уличному брейк-дансу вертится на плечах, голове, стоит на ушах, в то время как хор придворных выпевает правила классического танца ("руки держать изящно округлыми, ноги следуют пяти позициям"), незыблемые по сей день. Изобретательно трио Людовика XIV с мадам Монтеспан и ее придворным мужем с рогами оленя на широкополой шляпе. Эффектен спуск с небес позолоченного Людовика-Солнце в фанерных облаках — театральные механизмы, равно как и театральные приемы, сохранились в Версальском театре со времен монархии.
Исторические Людовики предстают у Бежара в самых разных ипостасях — от почти голого томного "короля-нарцисса", тяготящегося общественными обязанностями, до крылатого мифологического Лебедя, забывающего о собственной божественности в разгар любовной страсти. Объекты королевских интересов тоже разнообразны: от непорочной Лавальер в облике мифологической Психеи до злодейки Ментенон, оказавшейся в спектакле чернокожей бестией в блестящей коже. Лексика бежаровских адажио и комбинаций опирается на его же лучшие образцы, что действует успокаивающе и — отчасти — убаюкивающе.
Хуже всего дело обстоит с труппой. Юные дарования, прошедшие двухгодичный курс в бежаровской школе "Рудра", не обладают ни талантами, ни харизмой легендарных солистов былого "Балета ХХ века". На многочисленные монологи и соло просто не хватает достойных исполнителей. А увлечение классическим танцем, настигшее Бежара в последние годы, делает все технические огрехи особенно явственными. Впрочем, парижской критикой спектакль был принят с вежливым пониманием и умеренным радушием — некогда гонимый бунтарь-шестидесятник окончательно превратился в достояние национальной культуры.