В субботу, 17 июня, в Москве на Преображенском кладбище хоронили погибшего в Чечне генерала Геннадия Шпигуна. Тело должны были привезти в 14.00, но уже с 12.00 перенесли трамвайную остановку, прекратили торговлю на рынке и закрыли кладбище. Была Родительская суббота накануне Пятидесятницы, или дня Святой Троицы.
Когда в Центральной клинической больнице начиналась панихида по трагически погибшему в Чечне генералу Геннадию Шпигуну, в кладбищенской Преображенской церкви заканчивалась служба. Старушка Серафима Юрьевна привлекла мое внимание тем, что громче всех пела "Отче наш". Еще Серафима Юрьевна подала две записочки: одну за упокой души умершего двадцать лет назад мужа, другую за упокой души генерала Шпигуна. Старушка долго у всех спрашивала, как Шпигуна звали, но никто не знал. Поэтому Серафима Юрьевна так и написала: "За упокой раба Божьего Шпигуна". Бог разберется.
Выходя из храма, старушка подумала, что за две записочки ей полагается две просвирки вместо одной. Однако же девушка, раздававшая всем просвирки из большой алюминиевой кастрюли, просвирку старушке дала только одну. А жаль, как хорошо бы оставить одну просвирку мужу, а другую унести домой.
Мы шли от церкви к кладбищу. Серафима Юрьевна рассказывала мне все это и в одной руке несла просвирку в бумажке, а в другой — авоську с рассадой.
— Фиялки и пятуньи,— комментировала старушка.
И опять рассказывала, что Троица — светлый праздник и надо обязательно накануне ходить на кладбище и обязательно что-нибудь на могилке сажать и оставлять какую-нибудь еду, конфеты, например, или лучше всего просвирки.
Тут нас остановили. Проход к кладбищу был перегорожен пятьюдесятью милиционерами. Один из них кричал в мегафон:
— Граждане, кладбище до 16.00 будет закрыто! Рынок не работает! Трамвайная остановка перенесена. Отходите помаленьку в сторону.
Мимо красивым строем прошагали военные в парадной форме. Они держали карабины за стволы, и каждый второй, переходя с мостовой на тротуар, цокнул прикладом о поребрик.
Улица была перекрыта, все машины направлялись в объезд. Поэтому убогий человек, побиравшийся раньше у церкви, теперь пошел прямо к трамваю и просил милостыню там. Когда убогий проводил два трамвая, в конце улицы показалась черная "Волга" с голубыми милицейскими номерами. Волга, конечно, гудела, но убогий не понимал, что она сейчас на него наедет. И она наехала бы, если бы один из милиционеров оцепления не схватил убогого за шиворот, не оттащил в сторону и не положил на траву. Убогий там долго лежал и плакал своим мыслям.
А Серафима Юрьевна с группой других бабушек пыталась доказать милиционерам, что ей сегодня обязательно надо попасть на кладбище, потому что Родительская суббота. Но милиционер орал старушке рупором прямо в лицо:
— Кладбище закрыто до 16 часов! Рынок не работает! Отойдите на противоположную сторону с проезжей части.
Потом приехали две машины с солдатами. На лобовом стекле у машин было написано "люди". Но это наверное была неправда, потому что солдаты вылезли из машин и стали сильно толкать старух. И одну женщину даже ударили сапогом по ноге. Нога у женщины была перевязана эластичным бинтом, какой используют обычно против варикозного расширения вен. И солдат ударил прямо по бинту. А в руках у этой женщины был один пион, потому что у нее не хватало денег на два пиона. Пион был очень красивый. Но когда солдат ударил женщину, пион сломался, и женщина потом много раз выпрямляла поломанный стебель, словно надеялась, что стебель срастется.
Милиционер с рупором, так ни разу и не выслушав объяснения про Святую Троицу, наконец не выдержал и сильно толкнул Серафиму Юрьевну. От этого толчка просвирка выпала у нее из руки и раскололась пополам. И старушка заплакала.
Она плакала обо всем сразу. О том, что двадцать лет назад умер муж, что Бог не дал детей, что всю ее жизнь все никак не кончается война, что погиб генерал Шпигун, что дети его остались сиротами.
Тем временем в Центральной клинической больнице продолжалась официальная панихида по Геннадию Шпигуну. Приезжало государственное начальство. Разные люди говорили в телекамеру, что Шпигун герой. И это была чистая правда.
— Да забери ты ее, Валера! — крикнул милиционер с рупором.
Валера был добрым, толстым и белобрысым сержантом милиции. Он кряхтя присел на корточки, подобрал с асфальта расколовшуюся просвирку, взял Серафиму Юрьевну под руку, перевел через дорогу и усадил на пенек. Потом сержант достал из-за лацкана иголку с ниткой и обмотал ниткой просвирку. Просвирка стала как новая.
Валера рассказывал, что на кладбище милиции еще больше, чем здесь у входа. Напоминал, как было на Котляковском. Говорил, что Шпигун погиб в плену, а это все равно что в бою, и нужны воинские почести. И что обязательно приедет министр внутренних дел. И может быть, даже приедет президент Путин:
— Что ему,— улыбался сержант.— Два часа лета из Кишинева и час на машине досюда.
Когда показался эскорт с гробом Шпигуна, старушка показала сержанту, как перекреститься. И он перекрестился. Потом бабушек оставили снаружи, а журналистов пустили на кладбище, и я увидел что и всегда на похоронах, что все видели по телевизору.
ВАЛЕРИЙ Ъ-ПАНЮШКИН