Редко, очень редко банковские коллекции бывают удачными. Нет, вовсе не потому, что профессия финансиста как-то специально отдалена от мира искусства. Напротив, если вам придет в голову немедленно обсудить с кем-то, где именно Тору Такемитсу находил в пространстве между японской музыкальной банальностью и математической банальностью Хиндемита то, из чего он делал свой "Осенний сад", музыку дорассветного головокружения, инвестбанк — одно из самых удачных для этого мест. Отбор и конкуренция работают здесь как нигде, и селекционные странные люди, на которых держатся корпоративные финансы во всем мире, будут лишь благодарны предоставленному шансу продемонстрировать, что эта часть реальности ими тоже взвешена, исследована и освоена лучше, чем обычными людьми.
Скорее дело в избытке оригинальности и недостатке времени; музейные коллекции банальны, банковские, как правило, столь оригинальны, что берет оторопь: кто это любил? что он имел в виду? чем он занят сейчас? Лучшая живопись, которую я видел в московских офисах, делала невероятно уютным офис двух партнеров-нефтетрейдеров в Кадашах, на котором не было никакой вывески. Я забыл спросить имя автора — видел потом пару работ в Амстердаме, но уже сознательно не стал читать подписи. Одного из партнеров к тому моменту уже застрелили из-за каких-то дел с танкерами на Дальнем Востоке, а это были полотна, принадлежащие ему и более никому. Он отыскал их, с ним они и исчезнут — баланс подведен, проект закрыт.
Коллекции Lehman Brothers — инвестбанка, в котором оригинальность была возведена в куб и стала корпоративной религией до самой смерти,— поражают прежде всего своей эфемерностью, ничтожностью, неестественностью: в начале 2000-х годовые прибыли команды самых жестких и наглых торговцев Уолл-стрит бывали и двузначными в миллиардах долларов — и где итог, $10 млн, $25 млн, какой-то предшественник "Титаника" XIX века на картине третьестепенного француза? Кажется, я его даже видел в лондонском офисе, он что-то собой украшал и подмигивал серьезнейшим, не нам чета, посетителям своей декоративностью а-ля Жюль Верн. Конечно, волкам из Lehman Brothers чутье на деньги не изменяло: современная часть коллекции угадана верно, здесь все вложения покажут фирменную рентабельность в десятки процентов годовых, впрочем, малоутешительную для кредиторов. Те 40 минут в год, которые уделялись этим активам, себя оправдают — но не более того.
Будь я инвестбанкир, я бы пошел на аукцион ради коллекции фотографий Lehman Brothers — если они, вынужденные чувствовать реальность в ежесекундных срезах колебаний на рынках, в этом не разбирались лучше, чем в чем-либо другом, то мир устроен не так, как я думаю, и это неприятно. Но я бы в любом случае позаботился о том, чтобы никто, никто в этом зале из знакомых меня не узнал бы в лицо, когда я рассматриваю сигарные коробки столетней выдержки и думаю: к эпитафии Lehman Brothers аукционы прибавят лишь одну строчку: "В этом они тоже были профессионалами". Увы, более профессионалами, чем любителями: времени всегда достаточно только для одного из двух.