Малобюджетный хоррор "Последнее изгнание дьявола" (The Last Exorcism) сделан в жанре mockumentary, то есть фиктивной документалистики, и представляет собой не столько фильм ужасов, сколько психологическую драму о том, что если веришь в Бога, то тебе придется поверить и в дьявола. За первый уикенд американского проката фильм в десять раз окупил свой бюджет в размере $1,8 млн — по мнению ЛИДИИ МАСЛОВОЙ, не без помощи дьявола, который не оставит тех, кто его пиарит.
Продюсер "Последнего изгнания дьявола" Элай Рот давно задавался вопросом: можно ли сделать фильм страшнее, чем "Изгоняющий дьявола" Уильяма Фридкина, который потряс его в детстве? Пытаться сделать страшнее было бы слишком самонадеянно, но стоило попробовать сделать посмешнее и помоднее, в соответствии с последними кинематографическими трендами. Их неплохо чувствует выбранный в качестве режиссера немец Даниэль Штамм, у которого любимый автор — Ларс фон Триер, оттачивающий умение вогнать зрителя в почтительный ступор, в душе над ним издевательски посмеиваясь. Такого же баланса между шарлатанством и эффективностью, позволившего ему стать культовой фигурой в своей сфере, достигает главный герой "Последнего изгнания дьявола", преподобный Коттон Маркус (Патрик Фабиан), представляющий собой что-то среднее между проповедником, телеведущим и иллюзионистом: он развлекает паству карточными фокусами и кулинарными рецептами, а во время сеансов экзорцизма использует фридкинского "Изгоняющего дьявола" как каталог зрелищных приемов, помогающих выколачивать деньги из доверчивых клиентов. Для себя же преподобный склонен интерпретировать свою работу скорее в психоаналитическом ключе: если у человека в мозгу сидит мысль, что он одержим дьяволом, то надо помочь ему от этой мысли избавиться.
С героем нескольких "Изгоняющих дьявола", отцом Мэррином, происходила в снятом пять лет назад Ренни Харлином приквеле печальная история — его накрывал кризис веры. В "Последнем изгнании дьявола" речь идет скорее не об утрате веры, а об изначально легкомысленном и утилитарном к ней отношении. Преподобному Коттону Маркусу, достигшему потолка в искусстве изгнания дьявола, в которого он никогда особенно и не верил, просто надоело морочить людям голову, и он, ничуть не расстраиваясь, а наоборот, предвкушая освобождение от сомнительного занятия, готовится устроить последний сеанс экзорцизма с параллельным саморазоблачением. Для этого он берет с собой на последнее дело в луизианскую деревню оператора с камерой и женщину-звукорежиссера, снимающих о нем документальный фильм, который мы, собственно, и смотрим.
Первое время в нем встречаются какие-то вызывающие любопытство персонажи: приветливый мальчик (Калеб Ландри Джонс), у которого экзорцист со своей съемочной группой спрашивает дорогу, заканчивает дружелюбную беседу тем, что кидает им в заднее стекло комки грязи, а потом оказывается младшим братом 16-летней фермерской дочки (Эшли Белл), подозреваемой в одержимости. Поначалу процесс изгнания демонов проходит по отработанной схеме: святой отец осматривает пациентку, уделяя особое внимание затылку, потом просит ее опустить босые ноги в тазик, где немедленно закипает вода, и наконец, положив девушку на кровать, читает над ней грозным голосом молитвы, вызывая сотрясение кровати и прочие классические признаки сопротивления демонов, не желающих покидать облюбованное тело. Параллельно вмонтированы кадры, в которых герой с ироничной улыбкой раскрывает механизм, обеспечивающий традиционные экзорцистские спецэффекты: куда спрятаны динамики, издающие потусторонние звуки, куда — лампочки, куда — батарейки, каким образом в распятие вмонтировано приспособление, выпускающее в нужный момент струйки дыма. Однако не успевает герой с чувством выполненного долга пересчитать заработанные купюры и покинуть деревню, как перед ним встает необходимость провести с невылечившейся пациенткой второй сеанс, но уже настоящий — не с техническими фокусами, а на одной вере, которой преподобному отцу как раз катастрофически недостает. Зато авторам картины приходит на помощь доказанное уже в "Ведьме из Блэр" (The Blair Witch Project) преимущество съемки ручной камерой, которая совершенно не обязана показывать зрителю то, что ему было бы интересно увидеть, а должна лишь отражать степень испуга того, кто на бегу держит ее в трясущихся руках объективом в землю — и тут уж способность зрителя испытать ужас зависит не от силы веры, а от вестибулярного аппарата.