В журнале "Деньги" стартует проект "Дневник стажера". Мы предлагаем студентам и выпускникам вузов, которые проходят этим летом стажировку в российских и иностранных компаниях, прислать нам короткие эссе о том, как они попали в эти компании, и как проходит стажировка. Все рассказы будут размещены на сайте журнала "Деньги" в рубрике "Дневник стажера", а лучшие из них мы опубликуем в тематическом приложении "Образование", которое выйдет 6 сентября. Ваши эссе и фото ждем по адресу drankina@kommersant.ru.
— Здесь у нас есть все: туалет, курительная комната, столовая... даже парикмахерская... и цветочный магазин... — Петр умиротворенно перечисляет все, что есть в здании, где находится одно из подразделений компании ЛУКОЙЛ. — Так что выходить вам отсюда, в общем-то, и не надо, — добавляет Петр и смущенно издает звуки, которые на воле можно было бы принять за очень сдавленный смех. Становится немного не по себе.
Вообще-то Петр работает системным администратором, но этим летом на него помимо компьютерных сетей зачем-то повесили еще и двух практиканток. Как это случилось и чем руководствовалось начальство — теперь уже никто не узнает. Возможно, выбор был случайным. Возможно, Петра сочли идеальным "старшим товарищем" для двух маленьких девочек.
Лучше Петра "куратора" для двух студенток мне, честно говоря, представить сложно. Петр — суперлояльный сотрудник и никакая корпоративная, скажем так, "особенность" не может его смутить. Вот и сейчас он перечисляет все, что есть в здании вовсе не потому, что ему этого внезапно захотелось. Просто вдруг выяснилось, что практикантам с их временными пропусками выходить из здания можно только один раз в день — собственно, чтобы уйти. Но Петр нам доходчиво объясняет, что волноваться тут нечего, поскольку желания покинуть здание до шести вечера у нас попросту не возникнет. Ведь здесь есть даже парикмахерская и цветочный магазин!
Впрочем, на фоне всего остального эти одноразовые пропуски кажутся нам, честно говоря, всего лишь легкой неприятностью. Что нас шокирует по-настоящему — так это запрет на использование любой техники в здании. Камеры, фотоаппараты, диктофоны, плееры и мобильные телефоны должны остаться за постом охраны (для этого на входе в здание стоят аккуратные ряды маленьких сейфов). Я потихоньку начинаю размышлять о том, насколько точно выражение "офисное рабство".
Каждый мой рабочий день в ЛУКОЙЛе начинается с насилия над личностью. После сдачи телефона и плеера в сейф следующий уровень унизительного квеста: нужно пройти через металлоискатель и пообщаться с охранниками. Избежать этого можно только при наличии постоянного пропуска. То есть практиканту этого не избежать никак.
Охранники свое дело знают и лукойловскую зарплату отрабатывают на все сто: сумку переворачивают вверх дном, обращая внимание на содержимое каждого кармана. Один раз охранник попросил меня пролистать перед ним толстый томик "Идиота" Достоевского.
— Зачем еще это, господи?! — удивилась я.
— Не берите в голову, — ответил охранник, убедившись в том, что иногда книга — это всего лишь книга.
Поиздеваться над практиканткой — это вообще милое дело для охранников. Завидев человека с временным пропуском, два охранника не упускают шанса сыграть в плохого и хорошего фейсконтрольщика. Меня рассматривают с головы до ног, ищут, к чему бы придраться. Ладно, я понимаю, джинсы, кеды — можно согласиться, что они действительно неуместны в офисе (опустим дискуссию о том, зачем вообще нужен офисный стиль). Но в мире точно что-то начинает меняться, когда пара здоровых мужиков всерьез обсуждает твой внешний вид и принимает решение о том, можно ли впустить в серьезный офис человека в простых закрытых черных балетках.
Сегодня мне везет — высочайшей волей двух охранников в стильных беретах непутевую практикантку решено простить. В следующий раз не впустят.
Намека на шутку в словах охранников нет; я охотно верю их обещанию, тем более, что однажды меня уже отправляли домой переодеваться (на другой конец Москвы, но кого, как говорится, волнует чужое горе?) Помню, я тогда доехала до дома, открыла шкаф и поняла, что вместе с практикой в ЛУКОЙЛе у меня появилась, как минимум, одна проблема: в шкафу я обнаружила четыре пары вопиюще неофисных джинсов и полное отсутствие хоть сколько-нибудь пригодных брюк. За исключением одной черной юбки, одной рубашки и по недосмотру приобретенной пары белых футболок с рюшами у меня не оказалось одежды, которую можно было бы надеть в офис.
Пришлось специально купить себе пару брюк. Выбрала самые дешевые: носить я их буду только шесть недель. Все это время я с завистью смотрю на людей в джинсах и цветных майках. Я считаю их бесконечно счастливыми, обладающими недоступной мне степенью свободы. Постоянно кажется, что все они смотрят на меня с презрением: мол, такая молодая и уже офисная крыса. Неудачница. Ха-ха.
Я, меж тем, каждое утро по привычке открываю шкаф и понимаю, что — без всякого кокетства — мне нечего надеть. Почти плачу от расстройства. Мне надоело чувствовать себя офисным никем. Мне надоело носить с собой сменную обувь. Мне надоело ругаться с охранниками.
Пока они копаются в моей сумке, светят в нее фонариком, листают мои книжки и вертят в руках мой паспорт (примерно раз в три дня я слышу шутку про то, что это не мой паспорт — ха-ха, местный юмор так же восхитителен, как и местный дресс-код) — пока они делают все это, сотрудники с постоянными пропусками резво проскакивают через турникет. Им не нужно проходить через металлоискатель и показывать сумки охранникам, поэтому в этих сумках они, вопреки запрету, проносят мобильные телефоны в здание. Потом, в течение дня, молодые сотрудницы (сексуальные даже в асексуальной одежде) переписываются со своими друзьями и поклонниками по смс, пряча руки с телефонами под столом. Временами в туалете я слышу, как в соседней кабинке за шумом спускаемой воды кто-то разговаривает... явно не сам с собой.
Есть, правда, и такие, как Петр. Когда я спрашиваю его, как он справляется с проблемой сданных мобильников, он говорит, что проблемы в этом не видит. "У каждого на рабочем столе стоит телефон... — со своей типичной задумчивостью медленно тянет он, — а если надо отправить смс, то это можно сделать через сайт..." — "А как тогда получить ответ на свое сообщение?" — искренне интересуюсь я.
А ответа нет. Ни у Петра, ни у его знакомых, которым он пишет смски с сайтов.
Как я уже сказала, Петр — суперценный и лояльный кадр. Помимо этой лояльности есть у него еще одна характерная особенность. Его походка. Когда Петр идет по коридору мимо туалета, курительной комнаты, столовой, парикмахерской и цветочного магазина, он двигается так, словно боится совершить лишнее — несанкционированное начальством — движение. Он как будто заключен в футляр, который мешает ему делать свободные движения. Весь он — как будто плохо прописанная трехмерная модель офисного работника из какой-нибудь компьютерной игры. Вот он встает из-за стола и идет по бесконечным коридорам здания-аквариума в столовую. Все его движения четко выверены и как будто были задуманы им накануне вечером перед сном. Он дважды проходит мимо витрин с едой и послушно встает в длинную очередь, уже представляя сегодняшний обед.
Петр, кстати, не один проходит дважды мимо витрин с едой — так здесь поступает чуть ли не половина работников. Мы со второй практиканткой приходим к выводу, что так сотрудники ЛУКОЙЛа борются со временем, которое в рабочие часы тянется неохотно, уныло, и почти пристает к зубам — как липкая ириска.
Борьба со временем идет успешно. Через плечо одной из сотрудниц средних лет я вижу, что добрую половину рабочих часов она проводит в консюмеристских сомнениях: по четным дням ее сознание занимает выбор дубового шкафа, по нечетным — очередной пары кожаных сапог. Иногда она резко разворачивается на своем офисном стуле и кидает на меня быстрый строгий взгляд поверх очков — не вижу ли я, чем она занимается. Я отвожу глаза: неудобно смущать человека. Но, на мой взгляд, лучше бы она почаще смотрела фильмы на рабочем месте. Все-таки одно дело — безудержный консюмеризм, другое — воспитание души.
— Какой фильм смотришь? — спрашивает у нее сотрудник помоложе.
— "Рассекая волны". Помнишь, ты мне давал? А я все никак не посмотрю...
Складывается впечатление, что все сотрудники в действительности занимаются только одним делом — все они покорно ждут пенсию, и поэтому максимально растягивают все свои дела: от самой работы до выбора еды в столовой в обеденное время. Все просто: у ЛУКОЙЛа есть свой пенсионный фонд, созданный, очевидно, для того, чтобы сделать работу с финансами более эффективной, а также обеспечить своим верным работникам лучшую старость. Работает это, кажется, по-другому. Как и в самой России, в ЛУКОЙЛе многие хорошие идеи чудесным образом преломляются и воплощаются в искаженном виде.
Корпоративный вздох восторга и уважения слышится каждый раз, когда в стенах здания звучит слово "президент" — оно всегда произносится без каких-либо пояснений, и подразумевается под ним Алекперов, а не Медведев. Привыкнуть к этому можно за две недели. В день нефтяника, 3 сентября, в столовой готовят блюда азербайджанской кухни — в честь президента (Вагит Алекперов родился в Баку). Стайки работников ЛУКОЙЛа свешиваются над ровными рядами долмы и изучают виноградные листья гораздо дольше, чем того заслуживают обычные виноградные листья. Кому-то до пенсии остается ждать два года, кому-то — еще целых 30 лет.
Впрочем, имея чувство юмора, в ЛУКОЙЛе можно существовать какое-то время не скучая. Ведь корпоративная этика проявляется не только в удручающей форме одежды, спорах с охранниками и изъятых мобильных телефонах. Духом корпорации веет, например, со шкафа, где между двумя цветочными горшками стоит мягкая игрушка — маленькая улыбчивая капелька нефти с ручками и ножками. У нее, по словам сотрудников, даже имя есть — масляную кроху зовут Нефтяшей.
По-настоящему смешные вещи я вижу в отделе корпоративной видеопродукции. В медиаархиве хранятся диски с несколькими версиями корпоративных гимнов, записанных Львом Лещенко и Аркадием Укупником, и кассеты с важнейшими для компании событиями. Открытие нового трубопровода: рабочие в касках отливают нефти в маленькую пластиковую бутылочку прямо из трубы. Вовсе не для сбыта на черном рынке. А для помазания нефтью: все макают указательные пальцы в жидкость и потом ставят друг другу на лбу по жирной коричневой точке. Я не шучу.
Или вот еще. Веселая корпоративная эстафета на определение лучшего работника нефтегазовой промышленности. Моя любимая часть соревнования — по свистку рабочие бегут вдоль трубы и на скорость закручивают вентили. Об этом мне надо написать текст сюжета для корпоративного телевыпуска новостей. Естественно, избегая даже намека на иронию, ведь для корпоративных новостей годится лишь текст исключительной глубины. Но я своему заданию радуюсь, ведь мне наконец-то есть, чем заняться! А это в жизни лукойловского практиканта случается отнюдь не каждый день.
Пару лет назад практику в ЛУКОЙЛе проходила моя однокурсница. По ее словам, неделю она сидела напротив одного из сотрудников пресс-службы. Тот расположился, положив ноги на рабочий стол. Был июль, мертвый сезон, ничего не происходило не то что в ЛУКОЙЛе, но во всем мире вообще. Работы не было никакой. Неделю они сидели друг напротив друга и неистово курили пачку за пачкой. В конце недели, уже совсем в дыму, они договорились немедленно закончить эту "практику". Он написал ей отличную характеристику в университет, она же пообещала больше никогда не приходить в компанию ЛУКОЙЛ. Можно сказать, расстались друзьями.
Я же — видимо, в силу природной честности — отсидела в ЛУКОЙЛе весь свой срок. За эти шесть недель я приобрела разве что одну пару серых офисных брюк.
И совершенно ничего — в профессиональном плане.