Соблюдайте пустоту!

На XII Архитектурной биеннале в Венеции, открывшейся 29 августа, французское градостроительство представляет Доминик Перро. Главную его идею о том, что свято место должно быть пусто, разделяет Алексей Тарханов.

В Венеции раз в два года открывается парад архитектурных держав, экстерриториальные архитектурные посольства которых с начала ХХ века стоят в венецианских садах. Чрезвычайным и полномочным послом Франции на XII Архитектурной биеннале стал Доминик Перро — он комиссар национального павильона с выставкой "Metropolis ?".

Доминик Перро — наш старый знакомый. Несколько лет назад титаническими усилиями нам удалось провалить его проект нового здания Мариинского театра. У нас все получилось — театра до сих пор нет. По моему личному мнению, это была большая наша ошибка. Или, согласно знаменитому афоризму, приписываемому соотечественнику Перро наполеоновскому министру месье Талейрану,— "больше, чем преступление".

Но совершенно не поэтому концепция французского павильона показалась мне интересной и важной. В последние годы архитектурная биеннале все более похожа на биеннале художественную: павильоны строятся в виде больших произведений современного искусства, инсталляций или аттракционов для публики, которую нужно забавлять. Серьезные архитектурные проблемы здесь предпочитают не ставить хотя бы для того, чтобы не обнаружить свое неумение их решать.

Так вот комиссар Перро взялся за такую сложную и абсолютно провальную тему, как современный город. Дело в том, что мы вполне научились строить отдельные здания. У нас это хорошо получается, это настоящие скульптуры, обжитые изнутри и снаружи, продуманные до мелочей. Как и биеннальские павильоны, это здания-аттракционы, взглянуть на которые едут люди из разных стран, как к Джоконде в Лувр. Есть гораздо более редкие, но все же удачные примеры городских районов, построенных вдохновенно и театрально, а иногда даже удобно для людей, их населяющих. Но в градостроительстве происходит полнейшая беда (о российской градостроительной беде см. далее).

Я не могу упомнить хорошо спроектированного в последние годы города, грамотно и успешно составленного генерального плана, который не вызвал бы полного разочарования, а то и взрыва общественной ярости. Мы разуверились в способностях урбанистов прогнозировать городское развитие и им управлять. Население подозревает архитекторов в том, что они становятся на сторону земельных сеньоров, мэров, муниципалитетов, губернаторов, озабоченных только собственной выгодой. Вспомните историю с общественными слушаниями по Генеральному плану Москвы, когда стороны решительно отказывались слушать и слышать друг друга. Даже кристально чистые побуждения московского мэра-бессребреника и те вызывали деятельную неприязнь.

В смысле государственного планирования Франция нам очень близка. Это государственная, правительственная, управляемая, централизованная и властно-вертикальная президентская страна. Это вам не горизонтальная Швейцария, где не всегда помнят имя очередного президента. Никола Саркози — не первый и не последний президент Франции, затевающий так называемые большие проекты. На сей раз речь идет о доверенном десяти архитектурным командам генеральном плане Большого Парижа, который рассматривается отныне не просто как город, а как огромная агломерация наподобие японских. Похожие проекты в том или ином масштабе начинаются и ведутся в других главных французских "миллионниках" — Лионе и Марселе, а также в городах, приближающихся к "миллионникам" — Бордо и Нанте. Президент поручил Перро представить проекты на венецианской биеннале.

Перро для этого идеальная кандидатура, потому что он учился не только объемной архитектуре, но и градостроительству и философии. Он человек 1960-х годов, времен социалистического Миттерана. Перро стал известен в 1989-м, выиграв в 36 лет один из последних миттерановских конкурсов — на Парижскую библиотеку. Он верен прежним идеалам и не так испорчен комплексом звезды и художника, как многие его коллеги. Второй соавтор по павильону — архитектурный журналист Сирилл Пой, главный редактор классического журнала Architecture d'Aujourd'hui ("Современная архитектура"), созданного еще в 1930 году, в разгар социальных архитектурных экспериментов. У Поя в анамнезе десять лет работы архитектурным обозревателем газеты французских коммунистов Humanite. Третий — режиссер-документалист, специалист по социальным проблемам архитектуры Ришар Копан. Такая вот озабоченная общественным благом революционная тройка, что для московского зодчества прямо-таки смехотворно. Тем более что выступают они не с готовым решением — даже название выставки "Metropolis ?" снабжено увесистым вопросительным знаком.

Зачем архитектору и журналисту понадобился еще и кинорежиссер? Дело в том, что Перро спланировал экспозицию как многозальный кинотеатр с 20 фильмами в программе. Старый французский павильон 1912 года постройки, похожий на крестово-купольный храм, получил четыре проектора в главном зале и по два — в трех залах поменьше. Это единственная уступка публике, и она абсолютно оправдана. Материал градостроительства зрительно очень и очень скучен. Люди не в силах понять язык диаграмм и схем. Московские слушания по Генплану показали, что спорить с публикой на подобном материале и уровне — это не просто надувательство, но еще и издевательство. Кино волшебно объясняет многие вещи, хотя и упрощает их, конечно. Но упрощают обычно тогда, когда хотят что-то объяснить, а усложняют тогда, когда хотят обмануть.

Ну и конечно здесь есть отсылка к классическому "Метрополису", довоенному фильму Фритца Ланга о нечеловеческом городе будущего, к которому сегодня неумолимо стремятся все главные мегаполисы мира. Французские города не исключение. У них огромное количество проблем — транспорт не справляется, бедные и богатые больше не живут вместе, город враждебен своим пригородам, преступность и эмиграция все теснее сплетаются между собой. Как ни печально это признавать, старая Франция исчезает — вновь, как и в 1960-е после Алжира, появилась необходимость строительства новой Франции.

Первый проект — десятимиллионный Париж с его четырьмя сотнями коммун, восемью департаментами и целым регионом Иль-де-Франс. Результаты начатой в 2008-м работы десять архитектурных команд уже показывали в 2009-м в парижском Cite de l'Architecture, а потом сделали эти слушания и обмены практически постоянными, отведя мастерской Большого Парижа место во Дворце Токио. Париж — центр, а далее путь идет на все четыре стороны. На запад — Бордо с его 720 тыс. жителей, которые стремятся к миллиону. Город намерен разместить их в существующих границах и заранее готовится к этому, прокладывая сложную трамвайную сеть, приводя в порядок набережные, планируя новые жилые кварталы и привязывая город к общеевропейской системе скоростных поездов. Или Нант, который, тоже готовясь превратить в миллион свои 800 тыс. жителей, перестраивает порты и поворачивается к океану. На востоке — богатый Лион, который уже пятый год считается одним из самых привлекательных для бизнеса городов Европы: 57 коммун в департаменте Рон-Альп, 5 млн жителей и ставка на индустриальное развитие. На юге — Марсель, второй по значению город Франции и главный средиземноморский порт, который раньше ежегодно терял своих горожан, а теперь празднует их возвращение.

Кино есть кино. Никто не обещает, что с помощью волшебной проекции все проблемы растают, но о них, по крайней мере, говорят и думают и не стесняются выносить эти размышления на публику.

Главная идея Перро — признание того, что городу нужны свободные пространства. Если раньше мы делили город на собственно город и враждебные ему пустоты, то теперь мы можем увидеть в них такие же важные части более крупного организма — метрополиса. Перро пытается заставить нас понять, что метрополис — это больше чем город. Это город плюс все связанные с ним территории. Пригородные леса, поля и фермы. Реки, похожие на дороги, и знакомые нам по Москве дороги, похожие на реки, через которые приходится перебрасывать мосты. Очистные сооружения и свалки. Полосы отчуждения железных дорог — все это важно и существенно, в городе "нет проклятых пространств" (см. интервью с Домиником Перро).

Перро исходит из реальностей этих французских городов, в которых 95% территории занимают пустые пространства и лишь 5% — застроенные. Он умеет формулировать — он говорит о переходе "от истории к географии". Вся Франция выступает здесь как поле проектирования на географической карте: одни карты показывают ее речную систему как систему кровеносную, ее артерии и капиллярные сосуды. Другие — транспортную систему, соотношение свободных и застроенных пространств. Красные пятна на этих картах отмечают сложившиеся центры французских метрополисов. Можно считать эти красные пятна болезнетворными наростами на теле Земли. Местами, где колония бактерий-людей начинает врастать в ее плоть городскими новообразованиями. А можно считать их очагами нового градостроительного порядка, в котором ставится предел эгоистическому желанию человека занять любое свободное место, и желательно поскорее.

Так, как это происходит у нас, где все решается в масштабе центра города без всякого понимания того, что даже Москва — всего лишь прыщик на теле огромной страны. В то время как мы мыслим город как плотность, Перро просит говорить о городе как о связанном со своим окружением пористом материале, раздавить который нельзя. Можно разбить кирпич, но нельзя раздавить губку. В итоге делается вполне оптимистичный вывод, что до сих пор в городах достаточно пустот, и эти пустоты нельзя уничтожать, они не должны зарастать, как не должны зарастать наши сосуды и артерии.

Мне кажется, что предынсультному московскому градостроительству не помешала бы небольшая порция перро.