Вчера премьер России Владимир Путин на самолете Бе-200 в кабине пилота облетел пожары в Рязанской области, сбросил на них воду и признался жителям поселка Криуша, что хороших руководителей ему взять неоткуда. На фоне всего этого совещание в правительстве области по внедрению в российскую действительность системы ГЛОНАСС для специального корреспондента "Ъ" АНДРЕЯ КОЛЕСНИКОВА прошло как в дыму.
По пути из Рязани — несколько дочиста сгоревших сел. В Передельцах на пепелище замер один экскаватор — как будто в нерешительности перед тем, сколько тут всего надо будет перепахать.
И до рези в глазах неестественно видеть на краю села среди обожженных сосен пепельного цвета (вот когда цвет именно такой и никакой больше) плавающих в небольшом пруду ослепительно-белых на этом фоне гусей.
Некоторые села, впрочем, не пострадали, огонь обошел их, и ты едешь по дороге мимо чудесных трехэтажных особняков, а рядом, у ворот, стоят их владельцы, и ты думаешь, что ты видел их где-то... да везде, да в Подмосковье, возле таких же трехэтажных особняков. Как-то вот они сберегли себя и дома свои среди этой чумы, а выгорели те, кому на первый взгляд и терять-то было, можно сказать, нечего. А на самом деле огонь отнял у них все.
Село Криуша выгорело на треть. Закоротило на электроподстанции почти в центре, ветер был юго-восточный, вот весь юго-восток и выгорел. Люди увидели, что пылают два дома, позвонили в райцентр, им сказали: не волнуйтесь, все не сгорите. Через час, когда горело уже домов десять, приехали пожарные, но вода у них быстро закончилась, а забрать из пруда не смогли — оборудование было изношенное, сразу все сломалось.
Люди не уходят с пепелища. Они ночуют у знакомых в уцелевшей части Криуши, а утром идут к своим домам. Здесь им все-таки спокойней. Здесь появилась строительная техника, здесь сельское начальство, а бывает, что заезжает районное или даже областное.
— Вы можете мне сказать? — спрашивает меня Татьяна Баконина, ей лет 40-45, и пот льет ручьями по ее обильному лицу.— Путин же сказал, что каждой семье погорельцев дадут не меньше, чем у них было. У нас было 55 метров в доме. Нам сказали, что дадут максимум 45. За что?!
Для этих людей важен не только каждый метр, а каждый сантиметр, важно, чтобы с ними поступили справедливо. А с ними поступают как со всеми.
— Да я бы уже лучше уехала в Рязань,— говорит мне Татьяна Баконина.— Но никто не хочет покупать нам там квартиры. А ведь обещали. А ведь Путин говорил...
— Конечно,— комментирует потом с какой-то даже обидой глава сельской администрации Наталья Клепикова,— там, в Рязани, квадратный метр стоит 40 тыс. руб., а здесь втрое меньше.
— Так обещанная компенсация за дом — 3 млн руб.,— говорил я.— А отличную квартиру в Рязани можно за 1,5 млн купить.
— А к нам за компенсацией никто не обращался,— с вызовом отвечает мне заместитель главы администрации Клепиковского района Клавдия Шабурова.— Ни одного заявления! Просят некоторые купить им квартиры в Рязани, да. Так там квадратный метр, я вам говорю, 40 тыс. руб.! Вы только представьте! И растут цены!
Я представляю и спрашиваю эту несчастную Татьяну Баконину, что же она не возьмет компенсацию за дом в 3 млн, почему не купит сама квартиру в Рязани, да еще и останется ей столько же, сколько потратит!
— Так мы же не знаем, что это за компенсация!..— уже со слезами в глазах отвечает она.— И сколько это? У нас как? Кто-то придет, что-то скажет, все начинают обсуждать... И нет никакой правды. И ничего не понятно.
— И что,— спрашиваю я Клавдию Шабурову,— ни одного заявления на компенсацию в 3 млн?
— Ни одного,— с удовлетворением отвечает она.
— А если появятся?
— Не появятся! — в голосе ее я слышу уже торжество.
— Почему это?
— А потому, что все люди свои заявления уже написали!
— А если они другие напишут? — спрашиваю я.
— Уже не напишут!.. Нет, я не поняла,— переспрашивает Клавдия Шабурова,— вы что, видели недовольных здесь?!
— Я довольных не видел,— говорю.
— Да?! Покажите хоть одного недовольного! У нас все довольные!
Мне жаль тех, кого я могу ей показать, так что показать мне некого.
Рядом стоит батюшка, отец Александр, настоятель храма Александра Невского, который показывает мне, что осталось от почти выстроенного, на 12 венцов, храма, где он уже служил молебны. Да ничего не осталось. Треснувший от огня фундамент.
Кладбище рядом с храмом уцелело чудом, и это, похоже, не просто сравнение. Не пострадал ни один деревянный крест, ни одна могила, только выгорела трава между ними.
Отец Александр говорит, что уехал из Криуши в тот день за два часа до пожара, когда похоронили отца церковного казначея Татьяны Сиротиной.
— Знал бы — обязательно остался,— вздыхает он.
— Не было никакого предчувствия? — спрашиваю я.
— Так трава-то здесь низкая,— объясняет он.— Надеялись, что уцелеет село. А чтоб предчувствовать... Это надо быть очень духовным человеком... Нет, отслужили и поехали.
— А у нас в декабре дом сгорел,— говорит казначей Татьяна Сиротина.— Сколотили временный домик, прописались в нем, стали строить основной. Вот он стоит. А временный сгорел дотла. Еле-еле основной отстояли. Пришли с заявлениями на материальную помощь, которую всем погорельцам обещали, по 200 тыс. на человека, больше ни на что не претендовали. Нам говорят: не получите, некоторые погорельцы и так хотят получать компенсацию за дома, которые сгорели раньше. Не выйдет!..
— Нам заместитель главы райадминистрации Кучмасов Александр сказал, что мы тоже ничего не получим,— говорит отец Александр,— что храм наш — неоконченная стройка. А мы не рассчитывали, что у нас сгорит несданный объект... Вот здесь на Пасху куличи святили... Хотели, чтобы нам компенсировали, может, хотя бы расходы на стройматериалы...
Елена Петрова накануне приехала в Криуши из Москвы, здесь дом ее родственников, который она получила по наследству. Сгорел.
— Нам сказали, что до нас очередь вообще пока не дошла,— говорит она.— Сказали, что будут сначала разбираться с погорельцами. Я согласна: сначала с ними. Но если хотя бы на самом деле с ними разбирались...
Подходит девушка лет 25, ее зовут Елена Шмелева.
— Прораб, который тут будет строить, сам говорит: к концу октября нереально столько домов поставить,— говорит она.— А я даже не знаю, какой у нас дом будет. Мы жили в доме на четыре квартиры, у нас было 49,4 метра. Говорят, что могут построить 45 метров. А где еще 4,4? Я живу пока здесь, в Криуше, там, где уцелело, но хочу приехать сюда, привезти раскладушку и, пока мне не покажут план дома, не уеду.
Я не понимаю вообще, как они могут строить, когда еще вокруг пожары! А если опять ветер?! Вот сейчас чувствуете какой?! А утром был еще сильнее!
Вчера по Криуше разнесся слух, такой же быстрый, как низовой пожар: идет верховой! Все, кто был на пепелище, бросились к двум уцелевшим домам (остальная часть села — метрах в 300, через деревья), стали вещи выносить из этих домов...
— Да мы каждый вечер ложимся спать и смотрим на верхушки деревьев,— говорит Елена Шмелева,— горит или не горит... Глава то и дело всех обзванивает: собираемся в центре, срочно, там автобусы, готовьтесь к эвакуации!
Но Елена Шмелева не идет к автобусам, она верит тому, что ей рассказали: там, где сгорело, второй раз пожар не пойдет. И она опять идет на пепелище.
— А после этого страшного пожара ничего не горело больше? — спрашиваю я.
— У одной бабушки дом сгорел,— кивает она.— Но у нее свои заморочки: пошла в два часа ночи козу доить со свечкой...
— А веб-камеры вам поставили? — интересуюсь я.
— Да,— отвечают мне,— там, у больницы есть две тарелки, вчера поставили. С них хорошо видно лес и еще одну елку.
Правда, приехавший в село министр по связи и массовым коммуникациям Игорь Щеголев рассказал, в чем тут дело. Во-первых, больше поставить веб-камеры было негде, потому что их надо было размещать около дизеля (а в этих японских дизелях каждые 20 часов непрерывной работы надо полностью менять масло). Во-вторых, когда в селе появится электричество, дополнительные камеры будут стоять прямо на стройплощадках, а качество картинки, на которой сейчас все-таки видно не только лес, но и дорогу, и часть выгоревшей поляны диаметром метров 100-120, изменится к лучшему уже через сутки, пообещал министр. Так что связисты, у которых было всего несколько суток, чтобы развернуть эту систему, справились с работой. Более того, они поставили несколько веб-камер в двух поселках, где люди в последний момент вообще отказались жить, то есть связисты даже маленько перестарались.
— Смотрите, горит же! — кричу я жителям, которые ждут не дождутся премьера и ни на что постороннее уже не отвлекаются.
— Где? — со странным недоверием переспрашивают меня люди.
— Да вот, огонь, как раз у бани! И корова там, видите?!
Люди, наверное, столько раз за эти дни слышали слово "горит!", что оборачиваются с какой-то неохотой. И видят эту баню, единственное сооружение, которое уцелело здесь на несколько десятков метров вокруг.
— И правда горит! — озабоченно откликается наконец мужчина в белой рубашке с короткими рукавами с папкой в руках.— Надо бы выслать наряды...
Пока наряд собирается, двое других мужчин водой из ведер заливают начинающийся пожар.
Когда Владимир Путин подъехал к Криуше, оказалось, что толпа жителей сократилась до нескольких человек, которые стояли в метрах 20 от трассы, на которой остановился кортеж премьера.
Губернатор Олег Ковалев показал премьеру стенды с макетами строящихся домов.
— Все есть! — повторял он.— Есть все! Дома, конечно, не совсем такие будут, это мы из альбома взяли типаж и привязали к потребностям людей... Люди очень придирчиво относятся к макетам, отбирают их...
Мысль, что люди придирчивы к выбору своего будущего жилья, понравилась премьеру. На это он их и ориентировал.
Владимир Путин посмотрел единственный фундамент, который сейчас строят из пеноблоков, и уже пошел было к своей машине, когда услышал истошный крик:
— Владимир Владимирович, помогите! Не дают ни копейки!
Елена Москал, пожилая женщина, захлебываясь от плача, рассказывала премьеру, как в правительстве области ее заставили подписать заявление на строительство жилья, хотя она хотела получить компенсацию:
— Три человека несколько часов давили! Как на допросе!
— Никто не мог вас заставить,— объяснил ей премьер.— Если вы отказываетесь от строительства, вам должны либо предоставить жилье в другом месте, либо выдать компенсацию.
— Я хочу компенсацию! — сквозь слезы сказала она.
— Так, значит, вы получите деньги за... сколько у вас сгорело?
— 41,6 метра...
— За 41,6 метра, значит,— уточнил премьер.
— И не меньше? — недоверчиво переспросила женщина.— Они мне говорили, что я вообще ничего не получу, если буду отказываться от строительства!
— Но это же чиновники говорили! А у меня за спиной губернатор стоит, их начальник! Он вам поможет!
Губернатор записал фамилию женщины.
— И вы получите,— продолжил премьер,— сумму, равную рыночной стоимости жилья в этом месте по количеству квадратных метров в вашем доме. Но не больше 2 млн руб.,— закончил премьер.
Я удивился. В позиции премьера, кажется, произошли перемены. Еще недавно он говорил иначе. "Повторю еще раз,— сказал он, например, на встрече с погорельцами из села Моховое Луховицкого района Московской области.— 10 тыс. руб.— на текущие расходы, 200 тыс.— за утраченное движимое и недвижимое имущество — за вещи, короче говоря, 2 млн,— а на возведение дома еще 1 млн добавим на инфраструктуру".
Теперь позиция стала более реалистичная, но тем не менее она изменилась. 3 млн больше никто погорельцам в качестве компенсации не обещает.
И если даже раньше премьер имел в виду, что эти 3 млн будут выдаваться не в качестве компенсации, а только на строительство нового жилья, то можно смело сказать, что никто из тех погорельцев, которые еще хотели и в состоянии были в чем-то разбираться, его не понял. Все до единого решили, что имеют полное право на денежную компенсацию в 3 млн руб. Правда, она казалась им настолько большой, что мало кто из них решился ею воспользоваться.
Владимир Путин поделился с жителями Криуши впечатлениями о том, как он в этот день полетал на Бе-200 и что увидел:
— Самое большое впечатление — озеро, а под ним, на глубине нескольких метров, горит торф!
— Честных вам руководителей! — пожелали ему напоследок жители.— А не таких, как наши.
— Да где ж их взять? — пожал плечами премьер.
Мы возвращаемся в Рязань. Проезжаем Передельцы. Здесь уже тоже опять горит. Пожарные тушат огонь из шлангов. Пламя подбирается к сколоченному из досок плакату, на котором разноцветными буквами написано: "Берегите лес, наше богатство!"