Сегодня завершается первая половина Каннского фестиваля. Главные фильмы еще впереди, но и то, что показано, интересно тем, как поворачивает картину современного кинематографа под знакомым, но все же неожиданным углом. Из Канна — обозреватель Ъ АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ.
Программа Канна делалась с прицелом на кино будущего. Но самым новаторским из всех показанных в конкурсе пока что был ретро-фильм Джоэла и Этана Коэнов "Где ты, брат мой?". Братья Коэны сумели соединить "Одиссею" Гомера с голливудским мюзиклом эпохи Великой депрессии, снять в бенефисной роли обаятельного мачо Джорджа Клуни и напомнить о картине голливудского классика Престона Старджеса "Путешествия Салливана". Весь состоящий из стилизаций и цитат, "Брат мой" подтверждает реноме Коэнов как гениальных формалистов, чьи фильмы можно нагрузить любым содержанием, но в которых не так уж часто проскакивает искра настоящих эмоций.
Эмоций на первый взгляд хоть отбавляй в "Золотой чаше" Джеймса Айвори и в "Неверной" Лив Ульман. В первом случае супружеская измена есть метафора экономического и культурного конфликта Европы с Америкой: основой для этой костюмной мелодрамы послужила новелла Генри Джеймса. Ульман же экранизировала очередной эпизод из жизни Ингмара Бергмана, где великий режиссер выступает в роли холодного эгоиста и разрушителя семьи своего ближайшего друга. Фильм кончается двойным самоубийством (выживает только режиссер со своим очередным шедевром) и наполнен мраком человеческой отчужденности. Однако по стилю оба фильма — чистый академизм. Погружаться в их лабораторно выстроенный мир довольно мучительно, и на это как минимум надо потратить два с половиной часа.
Как известно, фильм Глеба Панфилова "Романовы", тоже сделанный в добрых классических традициях, в конкурс не поместился. Зато в нем нашлось место "Свадьбе" Павла Лунгина. Здесь труд "погружения" целиком берет на себя режиссер. Динамичный "западный" монтаж — только часть достоинств этого лирического гротеска из российской провинциальной жизни (съемки происходили в шахтерском городе Липки). Много хороших типажей и характерных актерских работ. Настоящей звездой проявил себя Марат Башаров. Но проявил как раз потому, что играть в этом фильме главного героя невероятно трудно. Сценарий, написанный Лунгиным вместе с Александром Галиным, предельно театрален, и сделать его кинематографически объемным до конца так и не удалось. Хотя Лунгин преуспел по части фетишизации России — страны вечного хаоса, алкогольного угара и пресловутой задушевности.
К этому фирменно экспортному набору режиссер добавил сексуальную раскрепощенность и некоторый "славянский" брутализм. Который постарался смягчить сентиментальным финалом с детдомовскими детьми. Чем полностью скомпрометировал главный женский образ: трудно поверить в девушку с "модельной" внешностью Марии Мироновой, которая отвергла столичную горько-сладкую жизнь и вернулась в родные дремучие Липки, где годами не платят зарплату.
Мифологическая Россия сменяется не менее мифологической Грузией. Фильм "Лето, или 27 недостающих поцелуев" Наны Джорджадзе по сценарию Ираклия Квириказде показан в почетной, но неконкурсной программе "Двухнедельник режиссеров". С тех пор как в 1987 году дебютантка Джорджадзе завоевала "Золотую камеру", она стала фавориткой Канна и его художественного директора Жиля Жакоба. Кажется, тот и сейчас готов был взять ее новый фильм в конкурс, но порекомендовал (впрочем, без успеха) вырезать из него один эпизод. Местный донжуан укорачивает чересчур большой пенис с помощью шестеренки, снятой с пушки вояки-импотента.
Скабрезность армейского анекдота и лирический пафос, драма ревности и комедия положений уживаются в этой картине вопреки всем правилам. Вероятно, потому, что восточное кино (а к нему относятся и снятые на деньги западных продюсеров фильмы Лунгина и Джорджадзе) — это кино варварское, экзотическое и в некотором роде языческое. Так его в Канне и воспринимают.