Когда семья рушится — это не всегда больно. Некоторые нарадоваться не могут
Мой друг Евгений С. (Так обычно представляют героев в подобных колонках про взаимоотношения, поэтому и я не буду отступать от правила, тем более я не знаю, как еще можно обозначить Женьку — фамилию ведь называть нельзя, да если я ее и назову, все равно никто не поверит: "Опять она все выдумала".) Итак, мой друг Евгений С. ушел от жены. После этих слов надо было бы, наверное, написать что-то трагическое, может быть, привести статистику по разводам в России. Но не хочется. Потому что мой герой бодр и весел и, как в том анекдоте, готов даже плясать: "Один, совсем один!"
Кто-нибудь понимает, какое иногда это счастье — развод? Думаю, только тот, кто мучился в безнадежном браке и ждал момента, когда будет можно свалить. Ждал, когда ребенок подрастет. Когда придут документы на гражданство. Когда терпению придет конец. После этого он останавливается, сбрасывает свой крест, вытирает пот со лба и улыбается: "Все. Конец. Вот счастье-то".
"Почему-то принято считать, что когда семья рушится — это беда,— говорит Евгений.— Особенно психологи любят настаивать на том, что развод вызывает болезненные чувства, сравнимые чуть ли не с горем, возникающим при смерти родственника. Но если это так больно, то зачем же люди тогда вообще стремятся расторгать свои браки, а?" Мой друг уверен, что в большинстве случаев разводы по взаимному согласию — это благо. Что оба бывших партнера чаще всего испытывают облегчение, помахав друг другу ручкой. Особенно если до этого они долго и мучительно пытались спасти свой союз.
Евгений С. и его жена пытались. Полтора года ходили к семейному психологу-консультанту. Устраивали себе повторный медовый месяц в Карелии, на байдарках шуровали туда-сюда по каким-то там рекам-озерам. Пытались даже реанимировать чувства в Париже, в шикарном отеле. Говорили друг другу о своих обидах. Просили прощения. По пятницам ужинали в ресторане, жевали десерт при свечах, в романтической обстановке, словно свежевлюбленные какие-нибудь. Не помогло. "Нам надо поговорить",— сказала, наконец, жена. "Да,— обрадовался Женька.— Давно пора".
А что жена? О жене тоже надо написать, ведь я общаюсь и с ней. Алена С. — фамилию на девичью она еще не сменила. Но полностью сменила мировоззрение. "Как ты? — спрашиваю я у нее.— Каково это — возвращаться в опустевшую квартиру после того, как из нее съехал супруг, с которым ты прожила не один год?" Алена С. вздыхает: "Видимо, надо было хоть первое время погрустить для приличия. Но я так ликовала. И еще долго, словно выпускница вуза, которой больше не надо по вечерам что-то зубрить, ловила себя на приятной мысли: "Кайф! Хочу — халву ем, хочу — пряники!" Это так здорово, что не надо оглядываться на другого человека, учитывать его график, его интересы, его желания, сам факт его существования. Его больше нет в моей жизни, и не будет, как и заданных на дом уроков. Я свободна, ура! Мне больше не надо стараться ради диплома или там ради семьи".
Может быть, Евгений С. и Алена С. когда-нибудь создадут семьи, ради которых счастливы будут стараться. А может, они по сути своей одиночки, синглы, не приспособленные для всех этих стереотипных матримониальных заморочек. Как бы там ни было, но один стереотип они уже точно разрушили. Их развод — не беда.