Премьера спектакля "Леокадия и десять бесстыдных сцен" в московском театре "Эрмитаж" прошла спокойно, без скандала. Само по себе это нормально. Но вообще-то пьеса Артура Шницлера "Хоровод", по которой поставлен спектакль Михаила Левитина, может претендовать на звание одной из самых скандальных пьес последнего столетия.
Солдат "снимает" проститутку. Потом его же экспресс-партнершей будет горничная из приличного дома. Которая, в свою очередь, не устоит перед своим хозяином. Молодой человек между тем охвачен страстью к замужней женщине, у мужа которой, вопреки его клятвам в верности супруге, появилась совсем молоденькая пассия. Это ветреное создание, пустившись во все тяжкие, встречается еще и с поэтом, а тот увлечен не столько ею, сколько псевдоискусством и потому имеет интрижку с вульгарнейшей актрисой. Служительница сцены соблазняет старого аристократа-поклонника, а он, раздухарившись, отправляется в публичный дом, где после контакта телесного ищет душевный контакт с проституткой Леокадией, той самой, с которой все началось... Десять сценок, десять персонажей, каждый из них перебирается из одной постели в другую и тем самым связывает предыдущий эпизод со следующим. Столетней давности пьеса Артура Шницлера только кажется вытянутой в цепь, но на самом деле она закольцована. Редкое исключение из правил анализа пьесы по Станиславскому: "исходное событие" совпадает со "сквозным действием" и заключается в совокуплении. Впрочем, когда Шницлер писал свой "Хоровод", эта театральная терминология еще не была толком придумана.
Даже не зная биографии автора, несложно предположить, что век назад подобный текст мог появиться только в одном-единственном европейском городе, а именно в Вене. Где доктор Фрейд уже подбирался от невинного лечения неврозов к открытию истинных причин всех человеческих побуждений. Но "Хоровод" Шницлера все-таки показался слишком смелым даже для развратной имперской столицы. До начала 20-х годов где бы ни ставили (или даже просто ни собирались прилюдно прочитать) пьесу, в Вене ли, Будапеште или Берлине, спектакли запрещались после первого же представления. Один из театров даже был закрыт насовсем. Одним словом, половой акт как движущая сила сценического действия пробивал себе путь на подмостки с большим трудом.
Пьеса Шницлера о промискуитете в столице Австро-Венгрии, кстати, совершенно не вульгарна и написана даже не без декадентского изящества. Большой город увиден автором в свете всеобщей похоти, но сам стиль диалогов скорее эротичен, чем открыто бесстыден. В постановке Михаила Левитина нет ни эротики, ни духа большого города. Всевозможные венские интерьеры (театр, ресторан, бордель, супружеская спальня и т. д.) художник Валерий Фомин променял на один большой, во всю сцену, помост из составленных в шеренгу железных коек. На этом суперсексодроме, впрочем, никакого особого бесстыдства тоже не случается — механистичные движения туда-сюда, время от времени выполняемые героями, можно считать не символичными, но символическими. А герои, кажется, больше озабочены эстетически, чем сексуально. В том смысле, что актеры очень стараются выполнить заданный каждому режиссером способ поведения.
Некоторые, можно сказать, чересчур стараются. Поэтому все их преувеличенные вскрики и вздохи, равно как нервности и грубости, выглядят весьма однообразно. Обман и притворство, которые, по Шницлеру, сопровождают всеобщий секс, у Левитина — любимые театральные материи, которые режиссер настойчиво доводит до абсурда, почти до неприличия (опять же — исключительно эстетического!), надеясь уже где-то за пределами допустимых норм лицедейства обрести полноценную радость и забытье безумия.
Путешествие в эту сторону довольно изнурительно, и для него требуется неунывающий провожатый, способный подбодрить как своего брата актера, так и заскучавшего зрителя. На столь ответственную роль Левитиным выбрана та самая проститутка с волшебным именем Леокадия и в славном исполнении актрисы Ирины Богдановой. Она выступает чем-то вроде приводной передачи греха, без устали вовлекая все новых игроков в запущенный ею же "хоровод". Неприглядная миссия, впрочем, не делает Леокадию зловещей. Потаскушка ведет себя вполне дружелюбно, работает не за страх, а за совесть и потому даже в антракте слоняется по фойе, беззлобно приставая к зрителям обоих полов. Многие отводят глаза, и не из принципа, не потому, что держатся "от греха подальше", а потому, что не место артистам в зрительском буфете. Но другие — ничего, подмигивают, любезничают и даже приглашают присесть на коленки.
Проституция, конечно, сама по себе нехороша. Но не об этом же вся канитель? Возможность сделать старую пьесу-скандалистку если и не бомбой под общественные устои, то хотя бы общественно полезной акцией Михаил Левитин все-таки упустил. Ведь какой мог получиться славный и наглядный спектакль об опасности распространения СПИДа.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ
В театре "Эрмитаж" 6 и 9 мая.