В московском Музее кино открывается фестиваль "Новое кино Ирана". Теперь Музей кино — единственное место ближе Парижа и Берлина, где можно посмотреть новое иранское кино, страшно модное в Европе.
Первой международная слава пришла к "иранскому Росселини" Аббасу Киаростами. Вслед за ним — к Мохсену Махмалбафу. Киаростами даже снял "Крупный план" — фильм об авантюристе, который выдал себя за знаменитого режиссера Махмалбафа, проник в зажиточный дом (якобы для съемок) и был арестован по подозрению в мошенничестве и попытке грабежа.
Режиссер как миф, как кинозвезда. Это ли не всенародная слава, которая не снится даже Спилбергу? Однако в отличие от Спилберга Махмалбаф живет в бедном квартале Тегерана, где он родился 42 года назад, предпочитая общаться с "менее удачливыми и менее испорченными людьми".
В 15 лет Махмалбаф бросил школу и вступил в ряды антишахской оппозиции. Был ранен и арестован при попытке разоружить полицейского и избег смертной казни только в силу возраста. Провел несколько лет в тюрьме, пока его не освободила Исламская революция 1979 года. Однако он, верующий мусульманин, вовсе не стал певцом победившего режима, скорее — философом-диссидентом. Разочаровавшись в политике и отвергнув путь насилия, он посвятил себя искусству: написал несколько романов и сценариев, а в 1982 году дебютировал в кинорежиссуре.
Все картины Махмалбафа так или иначе ставят вопрос "Что такое реальность?", а многие посвящены таинственной природе кино. Ирония судьбы в том, что Махмалбаф не только никогда не был синефилом, но ни разу не посещал кинотеатра вплоть до 23 лет — когда вышел из тюрьмы. Будущий режиссер ненавидел иранскую "фабрику грез". А когда все-таки пошел в кино, то лишь для того, чтобы научиться делать новый, революционный (в исламском смысле) кинематограф. Только со временем он понял, что актеры и режиссеры старой школы — вовсе не враги, и ощутил себя частью национальной киноистории. А однажды даже признался: "Я научился режиссуре, смотря плохое иранское кино".
Как-то Махмалбаф дал объявление в газету о поиске актеров для будущего фильма, посвященного столетию кино. У ворот студии собралась толпа. Среди массовки оказался и тот самый полицейский, которого Махмалбаф пытался разоружить двадцать с лишним лет назад. "Мне больше не было нужно его оружие,— говорит режиссер,— а ему мое нужно".
И Махмалбаф снял фильм "Миг невинности". В нем предлагаются две версии старого эпизода — с точки зрения режиссера и полицейского. Каждый выбирает молодого актера, который должен репрезентировать его на экране, и руководит им. В сюжет вмешивается девушка, которой симпатизирует полицейский (по одной из версий она — революционерка, призванная помочь его разоружить). Вновь и вновь воспроизводится эпизод нападения, которому предшествует изумительно элегантный и полный психологического саспенса проход героев по бесконечной галерее. И вот финал, в котором из двух конкурирующих версий инцидента является третья — прекрасная в своей непредсказуемости. На съемочной площадке рождаются новые отношения, новое чувство, и "полицейский" от себя — не от своего героя — дарит девушке цветок.
Другая знаменитая картина Махмалбафа "Габбех" тоже посвящена отношениям любви, природы и искусства. История девушки, которой родители запрещают выйти замуж за любимого, переплетается с другими судьбами и образует узор прекрасного ковра. Персияне называют его "габбех", и в нем запечатлено слияние любящих душ, а также их переселение в инобытие. Палитра цветов граната, хурмы, синевы и охры преобразует сам экран в ковер. Критики писали, что трудно вообразить другую столь же прекрасную медитацию на тему художественного творчества — если не считать "Саят-Новы" Параджанова. Махмалбаф, уподобивший персидские ковры "природе у наших ног", провел несколько месяцев с кочевым племенем, прежде чем ощутил родство между этими коврами и лучшими иранскими фильмами. Быть может, они останутся в культуре ХХ века, как в средневековой остались поэтические шедевры Хайяма и Низами.
Интеллектуальная рефлексия Махмалбафа (так же как и Киаростами) опирается на более древнюю и фундаментальную философию, чем та, что доступна кинематографистам Запада и сводится к дежурному пессимизму конца века. В этом ключ к престижу иранского кино в мире. Не украшая и не оправдывая жизнь, это кино показывает, что она не только выносима, но и прекрасна в своем драматизме.
АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ
"Новое иранское кино" в Музее кино с 3 по 10 мая.