Бах употреблял шесть кувшинов вина ежеквартально
       В Государственном историческом музее открылась выставка "Бах в Лейпциге". Количество и тон официальных речей на вернисаже заметно разошлись с масштабами самой экспозиции.

       Как водится на мероприятиях дипломатических, юбилейных, к тому же объединенных высокими идеалами культурной дружбы и сотрудничества, официальное открытие выставки "Бах в Лейпциге" сопровождалось макабрическими поисками общности Баха с Россией. По понятным причинам общность не находилась, поэтому выступавшим пришлось изворачиваться, создавая иллюзию несуществующего родства.
       У Натальи Дементьевой, например, вышло, что во времена Баха "художник ссорился с властью, а власть не понимала художника", после чего вице-министр культуры просветленно резюмировала: "Прямо совсем как сейчас". Еще одну эфемерную нить вытащил профессор Гарри Гродберг, сообщивший, "что в 1795 году, за семь лет до выхода биографии Форкеля, другая баховская биография уже вышла в Санкт-Петербурге". Но высший пилотаж въедливого умозрения продемонстрировал директор Лейпцигского музея, начавший с истории про некую рукопись Баха, черт-те когда отправленную в Петербург, а закончивший тем, что рукопись признали все же не баховской.
       Сама выставка, куда официальные лица попали через зал с экспонатами каменного века, а затем, преодолев узкую винтовую лестницу, удивила крохотными масштабами, обилием совершенно не относящейся к Баху информации и бережно забранными под стекло факсимиле вместо автографов. В своем официальном качестве композитора и музикдиректора Лейпцигской школы святого Фомы с 1723 года Бах представлен литографией Шлика, изготовленной по рисунку Хаусманна только в 1840 году. Следующие за этим портреты очень неравноценных современников Баха — Франсуа Куперена, Георга Филиппа Генделя, Иоганна Георга Пизенделя — и вовсе не оставляют надежд на встречу с прижизненным изображением гения.
       Сюжет "Бах в Лейпциге" вообще-то сильно смахивает на хлестаковское "что, брат Пушкин" — так натурально обыгрывается в нем право города на приватизацию национального гения. Вот кофейня Циммермана, где Бах однажды играл кантату (оригинал: Лейпцигские библиотеки); вот предварительная подписка-обязательство о вступлении в должность кантора (из городского архива). А вот свидетельство о принадлежности Баха к почетным потребителям городской кормушки: "От магистрата Лейпцига И.-С. Бах ежеквартально получал фиксированное денежное содержание... Кроме того, выделялась сумма на оплату дров и освещения... Наряду с жалованием получал натуральные продукты (16 шефеелей зерна, 2 сажени дров и 6 кувшинов вина), а также имел дополнительные доходы от бракосочетаний и похорон". Бюрократический апофеоз звучит тут почище любого хорала.
       Конечно, представить Баха простым горожанином — жующим, пьющим и даже подхалтуривающим — нашему современнику должно быть интересно. Не из воздуха же он состоял, в самом деле! Вот и работал лейпцигским номенклатурщиком, выдавая убористые рекомендации собственному зятю Альтниколю и оценивая IQ трех претендентов на сверхштатную должность преподавателя подведомственной ему школы святого Фомы. Жаль только, что, по этим документам, его собственный IQ никак не тянет на "выше среднего".
       ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...