Сразу в двух нью-йоркских музеях открылись выставки фотографа Уолкера Эванса (1903-1975): ретроспектива в "Метрополитен" и концептуальная выставка "Эванс & Company" в МоМА. Эванс — суперклассик, но ретроспектив удостоился впервые; они показали, что вот уже больше семидесяти лет его творчество понимают совершенно неправильно.
Эванс — это из хрестоматии американской фотографии. Людям мыслящим (но не слишком сведущим в его искусстве) он всегда казался очень скучным и непристойно патриотичным. В Америке всякий знает его главное произведение - альбом "Воспоем хвалу знаменитостям", сделанный в 1936 году в Алабаме: портреты фермеров, которые разорились во время Великой депрессии, но не сдались, а выжили, подняли семью и национальное сельское хозяйство. Героически обветренные лица мужчин, героически обветренные лица их жен, героически обветренные лица детей — и так далее. Американские позитивные ценности для младшего школьного возраста. Ранний соцреализм.
На теперешних выставках Эванса остается только удивляться, как удавалось эту его репутацию сохранять десятилетиями. Фотограф-то он был совершенно другой. Прежде всего — умный (особенность, нужная фотографу даже больше, чем художнику). Существенно, что изначально он был писателем (его литературные вкусы стоят многого: Лоуренс, Эллиотт, Джойс, Бодлер). Точнее, он и продолжал быть писателем, только пишущим при помощи фотографии. Есть, например, поэты, начинавшие как художники и на всю жизнь ими оставшиеся (Маяковский, скажем, или Крученых): в ХХ веке креативные люди вынуждены были решать вдруг ставший неочевидным вопрос: в какой именно области им действовать? Талант перестал быть умением что-то конкретное делать и превратился в качество личности.
Главным качеством личности Эванса было любопытство. "Смотри, всюду суй свой нос, подслушивай. Умри, зная что-нибудь. Ты здесь ненадолго" — таков был его девиз. При этом он вовсе не был натуралистом. Фотографом Эванс стал в 1927 году, после года, проведенного в Париже, и этого года ему оказалось достаточно, чтобы понять главное в современном искусстве (которого в Америке все еще не было). Он понял это лучше, чем многие сюрреалисты, например, и отказался от творчества ради коллекционирования фрагментов готовых образов и готовых слов. И когда вернулся в Америку, страну стандартов и массовой продукции, страну рекламы и прессы, нашел там много готового и нужного для себя. Американская повседневность оказалась пронизана знаками и надписями, которые он и снимал — очень обыкновенные и очень странные вещи. Полустертые дорожные знаки очень близко, например. Или "Разорванный киноплакат" (1931) — нарисованную обнимающуюся парочку с потеками поперек лица, выглядящими как страшные кровавые следы. Тогда-то он и начал коллекционировать то, что ему нравилось больше всего,— ржавые дорожные знаки и вывески (в 1971 году, незадолго до смерти, вместе со своими работами выставил свою коллекцию).
Он снимал так просто и бесстрастно, что его ошибочно принимали за социального фотографа (тогда как он был постсюрреалистическим). Иллюстрированные журналы раздавали ему заказы. В качестве автора "видов" он работал на американском Юге и на Кубе, но делал не всегда то, о чем его просили. Ему заказывали шикарную архитектуру южных плантаций — он снимал разрушение и упадок Нового Орлеана, знакомый всякому по пьесам Теннесси Уильямса. Тогда-то, в 30-е годы, он и сделал хорошую, но все же несколько конъюнктурную съемку фермеров в Алабаме (все-таки этот альбом и в самом деле памятник Великой депрессии). В 1938-1941 годах для одного из журналов он сделал потрясающую съемку в нью-йоркском метро скрытой камерой: люди жующие, расстроенные, люди с мигренью и флюсом, люди вне стандартной зоны портрета.
Автор выставки в МоМА Петер Галасси показал Эванса в контексте: восемь групп его произведений, восемь его тем (автомобиль, например), как их развивали не только он сам, но и другие художники — его старшие современники Атже и Аугуст Зандер, его коллеги Дайана Арбус и Роберт Франк. Мотив рекламы, как он предстает у Эванса, у дадаистов и сюрреалистов, в поп-арте и соц-арте из бывшей ГДР. Через творчество Эванса куратор предлагает увидеть ХХ век, а при помощи контекста ХХ века расширить представление о его собственном творчестве. Эванс оказывается тут концептуалистом, поп-артистом, самым современным из современных художников. Справедливо ли это? Не придумал ли это куратор? Конечно, придумал. Но способность смотреть с интересом и спрашивать себя не "что это?", а "чем это могло бы быть?", возможно, и есть искусство. Эванс, во всяком случае, думал именно так.
ЕКАТЕРИНА Ъ-ДЕГОТЬ