Премьера кино
"Дикие травы" — под таким романтическим названием, которое раньше прозаично переводили как "Сорняки", дошел до наших экранов фильм французского классика Алена Рене, награжденного на прошлогоднем Каннском фестивале. Два фильма в одном увидел АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
Трудно назвать другого режиссера, который так пострадал от собственной репутации. Он начал полвека назад с фильмов, которые обличали нацизм, тоталитаризм и колониализм. Он предвосхитил революцию киноязыка, перебросил мостик между "новым романом" и кинематографической "новой волной". Он еще в первой половине жизни стал иконой кинорежиссуры благодаря картинам "Ночь и туман", "Хиросима, моя любовь", "В прошлом году в Мариенбаде", "Мюриель", "Война окончена". Но уже в 1968-м после фильма "Люблю тебя, люблю" критик France nouvelle Альбер Сервони поучал этот, "быть может, самый подлинный талант во французском кино", рекомендуя ему обратиться к действительному миру вместо того, чтобы "изрекать философские банальности, пусть даже с некоторым блеском".
Ален Рене не послушался: и чем старше становился, тем более упорно делал фильмы легкомысленные, салонные, декоративные, вызывающе аполитичные. Их называли буржуазными, выхолощенными и пустыми — пока не смирились с тем, что человек, так много сделавший для прогресса, имеет право не рвать на себе рубашку и обставить свою старость более достойным образом. Банальным стало говорить о том, что 87-летний Рене творчески моложе Триера и других своих соперников по прошлогоднему каннскому конкурсу: никаких депрессий, идеально свежий взгляд на мир. Словом, "фильм молодого человека с полным жизненным опытом", прибавившего с каннской премьеры "Диких трав" еще один год и без проволочек готовящего новый проект на 2011-й.
Все, что происходит в "Диких травах",— это цепочка совершенно незначительных событий, о которых мы частично узнаем из уст закадрового рассказчика, частично видя действия и движения героев, в то время как камера долго не показывает их лиц. Когда мы их наконец видим, знатоку фильмов Рене трудно удержаться от улыбки: в главных ролях выступают Сабина Азема и Андре Дюссолье, постоянные фигуранты фильмов режиссера, а первая — еще и его жена. Невольно вспоминаешь "В прошлом году в Мариенбаде", герои которого блуждали по лабиринтам времени и никак не могли вспомнить, где они уже встречались.
Но это также типовые лица французского экрана, лица почти без личности: именно такие нужны Рене, чтобы рассказать о событиях, не имеющих ровно никакого исторического значения. Вроде захода главной героини Маргерит — женщины постбальзаковского возраста — в обувной магазин в поисках нужного размера туфель или последовавшей за этим кражи ее бумажника. Нашедший его мужчина по имени Джордж, состоящий в рутинном браке, идет по следу этой находки: он обнаруживает в бумажнике фото женщины в форме пилота, выясняет, что она не замужем и увлекается самолетным спортом. Дальнейшее — это кружение двух немолодых людей по извилистому маршруту навстречу друг другу через сомнения, страхи, привычные социальные роли и подсознательное притяжение романтизма.
Можно себе представить, сколько сентиментальной дури и патоки вылезло бы из подобного сюжета, если бы в титрах был другой режиссер,— хотя бы Клод Лелуш, специализирующийся по случайным судьбоносным встречам. И даже вдвое младший Франсуа Озон не факт что бы справился с этими "сорняками". Рене отличается от них тем, что он как будто холоден, рационален, не подвержен лирике: ничего личного. Но в столкновении его интеллекта с ультрабанальными ситуациями рождается искра. Режиссер, которого в молодые годы считали даже слишком серьезным и рациональным, оказался почти примитивистом, а в его старомодном водевильном фильме проявились дадаистский юмор и анархизм.
Причину такого эффекта объяснил сам Рене, сказав, что он работает не только шишками черепа, но и впадинами, и именно потому его фильмы становятся столь комфортным для зрителя вместилищем бессознательного. Кроме того, он не приклеивает форму к благородным чувствам: в его понимании форма — это и есть чувство. Можно вообще не знать, кто такой Ален Рене, но чисто инстинктивно получать удовольствие от игры его кинематографических образов. Даже название фильма отражается, играет в двух плоскостях. В одной — мы видим историю заурядных героев, "сорняков" регламентированного общества. В другой — восхищаемся буйством "диких трав", проросших сквозь асфальт цивилизации.