В одном из эссе 80-х гг., откликаясь на смену генсеков в позднем СССР, Иосиф Бродский нарисовал картину постепенного карабканья по граням пирамиды советской власти — продвижение наверх есть путь постепенного обезличивания, тот, кто наверху, более всех Никто — у него не остается индивидуальных черт. Посему меняй их, не меняй — все едино. То была история масс.
Сегодняшняя история стала глубоко индивидуальной и в этом смысле приобрела совершенно античный характер. Смену президентов России правильнее всего описывать в стиле "Сравнительных жизнеописаний" Плутарха, выводя события из характеров героев. По принципу: тот — такой, а сей — инакий. Тот слаб, сей силен, тот добр, сей строг, тот вспыльчив, сей сдержан, тот доверчив, сей подозрителен, и вообще тот пришел под теми звездами и знамениями, а сей под иными.
Речь не только о первых лицах — все событийное поле истолковывается ровно так же. Дело не в интеллектуальных особенностях истолкователей, а в самой стилистике событий. Ну, скажем, Питерские выборы. Предложим две стилистики истолкования. Первая — стилистика советского учебника. "Интересы монополистического капитала, являющегося несущей конструкцией федерализма, столкнулись с местно ориентированным капиталом отчасти криминального характера. Последний обладал большей степенью социализации среди эелектората, и на данном этапе монополии отступили".
Вторая — скажем, Корнелий Тацит. "Еще месяц назад принцепс рыдал над гробом учителя и, казалось, заставил поверить всех, что предатель доживает последние дни. И когда испытанная матрона, призвав в союзники достойнейших, изгнанных из города в годы черного правления, вышла на бой, Ника, казалось, уже осенила ее своими крылами. Взор предателя туманился, в движениях его, внешне еще сановитых, читался страх, на лицо легла смертельная бледность. Но вот она — рука судьбы во время, далекое от справедливости и достоинства древних! Предатель нашел покровителей в самом доме принцепса и подкупил развращенный ожиданием хоккея плебс. Сдерживая негодование, принцепс отступил. До времени".
Спрашивается, какой стиль адекватнее ситуации? Я голосую за античность. Но тут возникает ряд проблем.
Стиль истории — как повествования о деяниях героев и богов — имеет свои достоинства. Скажем, он очень подходит для масс-медиа, особенно электронных. Одно дело показывать того рыдающего, а сего — сдерживающего гнев. Другое дело — широкие массы компрадорской буржуазии, борющейся с местно ориентированным криминальным капиталом. Надо нанимать массовку, выстраивать общие планы, времени нет и вообще снимать новости в стиле "Броненосца Потемкина" — это дай Бог один выпуск в три месяца получится.
Однако есть свои неприятности. Когда история движется по Плутарху, исключительно важно, чтобы был общий промысел богов. Если он есть, то действия сравнительно жизнеописанных приобретают высший смысл, и тогда все в порядке. Если же он теряется, возникают падения нравов и трагедии. Одно дело, когда принцепса ведут боги по пути торжества Рима — тогда его визит в войска есть частный эпизод этого пути. Когда он делает то же самое — стреляет из разных видов орудий, посещает отдаленные легионы, — но общего пути не прослеживается, то возникает ощущение, что он развлекается, в то время, как негодяи торжествуют.
Администрация президента пытается выстроить некий порядок, в рамках которого все действия получали бы высший смысл, опираясь при этом на традиционные иерархические системы. Но поскольку современная культура в целом лишена иерархии, то это производит довольно странное впечатление. Скажем, во Франции прошел 18-й фестиваль полицейского фильма, в Москву приезжал "Дип Перпл", Сосо Павлиашвили получил травму головы, Левински урезали рекламный контракт — жизнь кипит. Путин меж тем приветствовал конкурс Шопена. Я понимаю, что Шопен — это доброе и вечное, но все равно как-то не звучит. Если бы кругом была иерархия, то с Шопеном все было бы уместно, а так это приветствие выглядит каким-то маргинальным действием, связанным исключительно с личными вкусами президента.
Образ иерархии необходимо тщательно лепить. Культуре и искусству предстоят совершенно новые задачи. Предшествующий этап тщательно разрабатывал тему национальной специфики. Слоганом было "он русский — это многое объясняет". Такие черты, как существование навзрыд, фатализм и общая непредрасположенность к рутинному труду стали основными темами социально ответственных художников 90-х. От "Севильского цирюльника" до "Особенностей национальной охоты" все вертелось вокруг некоего образа национального героя, в центре которого располагался наш старый президент.
Новый президент чрезвычайно сложен с точки зрения культурной адаптации. Имиджмейкерски он сделан как антоним предшествующего, посему все культурные достижения вчерашнего дня никуда не годятся. Если бы особенности национальной охоты снимались сегодня, то они должны были бы агитировать за здоровый образ жизни, подчеркивать достоинства продукции российского ВПК, а главное — успех охоты как таковой. Но вокруг такого занудного сюжета национальной культуры не выстроишь.
Будущее развитие культуры трудно угадать, но предположить можно. Наиболее заметная черта нового президента — его инаковость. Это и должно быть главным. России предстоит подробно разрабатывать в своей культуре образ "Иного". Иное должно быть показано в кино, в живописи, в литературе, даже в музыке. Речь не идет о том, чтобы всюду совать президента как лучшего "иного" — это тупо. Образ должен бесконечно повторяться — от фильмов про инопланетян до психоаналитических драм, обнаруживающих "иное в себе". Фигура президента органично встанет в центр этого экзистенциального поиска.
Это открывает перспективы. Образ "иного" был одним из самых модных в западной философии и искусстве последних лет. Соответственно, взяв его в разработку, российская культура окажется на острие культурных поисков европейской цивилизации. В результате в ближайшее время она конкурентоспособно процветет. Также, как и остальные области народного хозяйства.