Сегодня в ледовом дворце ЦСКА стартует 47-й чемпионат Европы по греко-римской борьбе, в котором примут участие около 250 спортсменов из 35 стран. Бороться за свое 12-е европейское "золото" будет и двукратный олимпийский чемпион, девятикратный — мира в категории до 130 кг, Герой России, депутат Госдумы от движения "Единство" полковник АЛЕКСАНДР КАРЕЛИН. На олимпийской базе в Подольске с 32-летним "спортсменом, воином, депутатом", как он теперь в шутку себя называет, встретилась корреспондент "Коммерсанта" ВАЛЕРИЯ Ъ-МИРОНОВА.
— Последний чемпионат Европы, затем последняя для вас Олимпиада. Не потеряет ли греко-римская борьба в связи с вашим уходом с ковра своей привлекательности?
— Еще перед играми в Атланте, когда у нас не было других ребят, способных взвалить на себя бремя лидерства, на этот вопрос я бы ответил утвердительно. Сегодня такие борцы появились, поэтому отвечаю: нет, не потеряет.
— Большинство спортивных знаменитостей в преддверии Олимпиады стараются сократить до минимума свое участие в турнирах, готовятся по индивидуальным графикам. Вы ведь тоже могли отказаться от чемпионата?
— Как-то, знаете, в голову не пришло. Мы, спортсмены, люди ограниченные. А если серьезно, то чемпионат Европы (кстати, Москва впервые за 25 лет принимает столь крупный международный турнир по борьбе.— Ъ) — это не только этап отбора к Олимпиаде, но и отличный способ проверить себя. Потом, не мог же я предать своих болельщиков? На прошлый чемпионат мира в Афины только моих земляков-новосибирцев 120 человек прилетело. В Москву жду как минимум втрое больше. Разные виды борьбы переживают сейчас в России не самый худший час. Президент страны — дзюдоист, министр спорта — борец, в Думе, как я успел заметить, кроме меня, еще другие борцы имеются. Все это вместе взятое породило своеобразную моду на сломанные уши, крепкие шеи и неторопливую речь... Так что нетрудно предположить, что и из других наших городов народу на чемпионат много понаедет. Думаю, все желающие в зале и не поместятся.
— Соперников ждете серьезных?
— Человек семь из них явно не подарки. Во-первых, братья по СНГ — из Белоруссии, Грузии, Украины. А еще из Венгрии и Болгарии.
— Пассаж про "ограниченных спортсменов" в вашем исполнении прозвучал как-то уж больно горько. Небось наслушались всякого разного во время предвыборной кампании?
— За полтора месяца я лично провел двести встреч с избирателями. И чаще всего звучало сомнение: какой, мол, из тебя политик! "Нашей стране,— говорили мне,— нужны экономисты, юристы, кто угодно. Только не такие, как ты". Даже среди тех, кто, казалось бы, по роду своей деятельности отвечает за формирование души — я имею в виду прежде всего деятелей культуры,— нашлось достаточно людей, которые относились ко мне как к юродивому.
— По известной формуле: было у отца три сына?..
— Нередко я отчетливо осознавал, что они обо мне думают на самом деле, ведя со мной миленькие такие беседы. Причем отнюдь не с целью выяснить, что же я такое на самом деле, какую думку думаю, чем живу, а с явным подтекстом: эк же тебя, паря, тряхнуло и куда занесло!
— А вот в спортивной среде, наоборот, сложилось мнение, что вы сознательно и давно шли к политике. Герой России, знаменитая лыжница Лариса Лазутина, отвечая мне на вопрос, не хочет ли она двинуться в том же направлении, сказала, что ей далеко до Карелина, который "давно готов для политики".
— Такая уж в России сложилась социальная ситуация: мироощущение у каждого из россиян разное и часто прямо противоположное. А меня, как это ни банально прозвучит, в политику привела моя всегда активная жизненная позиция. Много чего интересного я за эти несколько месяцев узнал, но, как и прежде, не считаю, что политика — во всяком случае, у нас в России — сфера высокопрофессиональная.
— Науку побеждать в спорте вы изучили досконально. К каким рубежам будете стремиться в новой своей профессии?
— Уж во всяком случае цели стать "лучшим депутатом" у меня нет. Если им являешься, нужно работать над демократией как таковой. Лучше уж сегодня воплощать в жизнь избитые понятия, нежели, противопоставляя себя здравому смыслу, высовываться на каждом углу, занимаясь лишь самопропагандой.
— Какие ваши человеческие качества, не будучи задействованными в спорте, оказались востребованы в новой для вас деятельности — политической?
— Не знаю таких. Видимо, я одинаково отношусь к любой деятельности, к любому человеческому проявлению. Я все тот же Карелин — человек прежде всего. А все остальное — лишь следствие.
— Вас специально учили отвечать по четко определенным в политике схемам?
— Нет. Если честно, я выгнал всех, с кем можно было бы этому научиться. И всю предвыборную кампанию провел только с давно проверенными друзьями. Пусть в неоднородной, зато в монолитной команде. И если выражаться спортивным языком, то мы честно боролись.
— Вы говорили, что идете в политику за новыми знаниями — узнать людей, обстановку, перспективы. Еще не пожалели?
— Уверяю, что там, внутри, все намного проще и прозаичнее. Жалеть о сделанном? Не вижу смысла. Так или иначе, я приобрел совершенно новый опыт и познакомился с массой интересных, настоящих людей, которые мне, как спортсмену, раньше были недоступны. Во время предвыборной кампании я часто ловил себя на мысли, что в общем-то я попал в то же общество, в котором все эти годы и жил. Просто взглянул на себя несколько по-другому, как бы дистанцировавшись, со стороны. Единственное обещание, которое неизменно с меня требовали на каждой встрече, так это чтобы я боролся на Олимпиаде и выиграл. В конце какой-нибудь дискуссии на геополитические темы поднимался какой-нибудь дед и говорил: "Сынок, ну а на Олимпиаде-то ты бороться будешь? И даже если мы тебя выберем?" Это пока единственное, что я твердо обещал.
— Куда мы все сейчас движемся?
— В сторону самоопределения наконец-то. Бывает, что я пытаюсь ассоциировать того или иного человека с какой-то частью абстрактного человеческого тела. Так вот я — ноги. Вернее, одна нога. Толчковая. Во всяком случае, мне бы хотелось ею быть, если мы действительно куда-то движемся. Наверное, за эти несколько месяцев я стал лучше понимать нашу страну...
— ...дураков и плохих дорог?
— Мы не дураки. Мы, как бы это поточнее выразиться, безалаберно пользуемся тем главным ресурсом, который у нас есть,— своими людьми.
— Президент способен хотя бы попытаться исправить этот нонсенс?
— Думаю, должен. Как человек, который способен брать на себя ответственность в принципе.
— А мы-то с вами доживем до этого прекрасного времени?
— Если бы я думал иначе, то не согласился бы участвовать в каких бы то ни было политических играх. Но идти нам еще очень долго. Но главное — для меня, во всяком случае,— чтобы по своей собственной дороге. Конечно же, не по той, которую определил нам всем в свое время Ленин.
— Хотя бы один вопрос нашего ли брата-журналиста, или еще чей заставал вас когда-нибудь врасплох? У меня сложилось впечатление, что у вас есть готовый ответ на все.
— Видите ли, в тупик меня загнать невозможно по одной единственной причине: я никогда не пытаюсь умничать и убежден, что здравый смысл, как бы ни трудно его было выразить, все равно останется здравым. Поэтому моя задача — лишь донести его, не исказив косноязычием, до того, кто его способен воспринять.
— Часто ли по жизни вам приходится говорить "не знаю", "не могу"?
— Редко. И только самым близким людям, которые... могут подождать. "Единственный шанс как можно больше сделать — это как можно больше на себя взвалить". Слова эти не мои, а академика Вавилова, но именно их я возвел в принцип своей жизни.