В Пресненский райсуд Москвы поступило уголовное дело по обвинению адвоката Мосгорколлегии Ларисы Мове в разглашении тайны предварительного следствия. До недавнего времени за это не судили, однако Мове стала исключением, так как взялась защищать одного из обвиняемых в убийстве журналиста Дмитрия Холодова и публично заявила о незаконных методах ведения следствия. Примечательно, что Ларису Мове фактически сдал Генпрокуратуре обозреватель газеты "Версия" Олег Лурье, которому она имела неосторожность процитировать некоторые следственные документы.
Лариса Мове родилась в семье известного адвоката советских времен Абрама Мове и, окончив юринститут, пошла по стопам отца. За 20 лет адвокатской работы у нее не было серьезных конфликтов со следствием, хотя она участвовала и в довольно громких делах, например защищала руководителей Континент-банка, обвинявшихся в убийстве налогового полицейского (и добилась их реабилитации).
В ноябре 1998 года один из шести обвиняемых в убийстве Дмитрия Холодова, бывший десантник Константин Барковский, заявил о желании иметь адвокатом Ларису Мове. Генпрокуратура ознакомила Мове с материалами следствия. Среди них было письмо Барковского от 9 июля 1998 года на имя генпрокурора, начинавшееся фразой: "В результате долгой, терпеливой и, видимо, очень нужной работы, проводимой со мной оперативными сотрудниками, я пришел к выводу, что мое дальнейшее молчание по делу об убийстве Холодова окажет негативное влияние на дальнейшую жизнь мою и моей семьи".
Далее Барковский рассказал, что в конце сентября 1994 года обратился к Павлу Поповских (начальнику разведки воздушно-десантных войск) с просьбой о трудоустройстве. Поповских предложил ему место замгендиректора российско-бельгийского СП по огранке алмазов "Орнамент-Трейдинг 'Д'". А взамен попросил бывшего сослуживца устроить слежку за Холодовым с целью выявить источники утечки информации о вооруженных силах и узнать подробности образа жизни журналиста. Барковский согласился.
А уже позже он видел, как Владимир Морозов (командир спецотряда спецназа ВДВ) делал из чемодана и взрывного устройства мину-ловушку (на такой впоследствии подорвался Холодов). По словам Барковского, по просьбе Поповских он положил в камеру хранения Казанского вокзала такой же чемодан, где, как ему объяснили, находились документы для дезинформации "МК". Жетон от камеры он отдал Морозову.
Письмо генпрокурору Барковский закончил просьбой выпустить его из "Матросской Тишины". Однако следствие оставило его под стражей. Ларисе Мове подзащитный пожаловался, что следствие оказывало давление на него и его жену, в результате чего он и дал признательные показания. Но, как сообщил Барковский адвокату, за несколько дней до признания он нелегально передал жене два письма — на имя редактора "МК" Павла Гусева и в суд, в которых предупредил, что пойдет на самооговор.
Мове взяла эти письма у жены Барковского, отдала в бюро независимых экспертиз и получила заключение, что они могли быть написаны в то время, на которое указывает ее подзащитный. Тогда она запросила тюрьму, чтобы узнать, кто посещал Барковского незадолго до его "признания". Таким образом адвокат хотела узнать, кто именно оказал давление на ее подзащитного.
Кроме того, по просьбе Барковского Мове сообщила об оказанном на него давлении СМИ. Она передала информацию из дела сначала тележурналисту Михаилу Леонтьеву, использовавшему эти данные в своей передаче "На самом деле" 3 февраля 1999 года, а затем обозревателю газеты "Версия" Олегу Лурье, написавшему 23 февраля того же года статью "Самооговор".
Генпрокуратура, недовольная активностью адвоката, аннулировала выданное Мове постоянное разрешение на посещение Барковского. А после выхода статьи Лурье против нее возбудили уголовное дело за разглашение тайны следствия (ст. 310 УК России). Буквально за час до встречи с журналистом следователь официально предупредил Мове о недопустимости огласки материалов дела. Правда, она отказалась давать подписку, заявив: "Я уже все разгласила".
На допрос был вызван Олег Лурье. У него было законное право не называть источник информации. Однако он сделал шикарный подарок Генпрокуратуре: не только сказал, что все сведения получены от Мове, но и добровольно выдал аудиозапись беседы с ней. Примечательно, что когда следователь на допросе поинтересовался у журналиста, довольно часто пишущего об уголовных делах, знает ли он, что такое Уголовно-процессуальный кодекс, тот откровенно ответил, что не знает и никогда им не пользовался.
Генпрокуратура признала аудиокассету, полученную от Лурье, главным доказательством обвинения. Несмотря на то что вменяемая адвокату статья УК подпадала под амнистию, прокуратура предъявила Мове обвинение и передала дело в суд. В качестве свидетелей там готовятся выступить члены следственной группы по делу Холодова, считающие, что огласка показаний Барковского негативно повлияла на других фигурантов дела, скорректировавших свои показания. Сама же Лариса Мове свою вину не признает и убеждена, что следователи просто отомстили ей за принципиальную позицию. В Генпрокуратуре даже не скрывают, что хотят создать судебный прецедент и заставить адвокатов молчать.
Между тем дело об убийстве Холодова недавно ушло в суд Московского военного округа, где его будет слушать судья Сердюков — тот самый, который недавно вынес оправдательный приговор по делу о взрыве на Котляковском кладбище. Несмотря на гриф "Секретно", адвокаты обвиняемых настаивают на открытом судебном процессе, где, как они считают, подтвердится заявление Мове о незаконных методах следствия. А обвиняемый полковник Павел Поповских написал в Генпрокуратуру, что в связи с недопуском адвоката Мове к Константину Барковскому, он, Поповских, как командир берет его защиту на себя.
ЕКАТЕРИНА Ъ-ЗАПОДИНСКАЯ