Вчера в "Кинотеатре под Куполом" прошел пресс-просмотр фильма "Лунный папа", а вслед за ним — пресс-конференция режиссера Бахтиера Худойназарова, актеров и продюсеров. Сегодня состоится официальная московская премьера картины в Центральном Доме кинематографистов и в кинотеатре "Мир".
"Лунный папа" имеет все фирменные приметы международности. Начиная с названия: его совсем не обязательно переводить на английский, и вполне можно пользоваться итальянским эквивалентом Luna Papa, который понятен всем, кто знает, что такое la luna и mamma mia.
То, что мировая премьера "Лунного папы" прошла в Венеции, в ее фантастической, оперно-кичевой декорации, тоже как бы запрограммировано в эстетике этого фильма. Он начинается как анекдот. Восторженная девушка, мечтающая об актерской славе (Чулпан Хаматова — евразийская Одри Хепберн), забеременела в лунную ночь. Отец и брат девушки ищут по всей округе виновника этого события: брата играет немец Мориц Бляйбтрой, ставший культовым после молодежного шлягера "Беги, Лола, беги". Виновником оказывается пролетавший над этими краями летчик, прикинувшийся актером (не менее культовый среди наших "бегунов" Петр Фоменко). По мере поисков бытовая история становится все более возвышенной и сюрреалистичной, а в финале героиня с новорожденным в буквальном смысле возносятся на небо.
Фильм не раз ломается в промежутке между началом и концом, впадая то в пафос, то в стеб. Что в данном случае является неотъемлемым признаком маньеризма как ведущего (даже после "Догмы") стиля западного кино. Худойназаров — режиссер, ориентированный на завоевание Запада. Свой набег он начал девять лет назад с окраин советской империи — из Душанбе, тогда еще источавшего вечный мир и покой, который охранялся скульптурой Ленина на каждом перекрестке. В день исторического референдума, когда народ дружно высказался за сохранение СССР во веки веков, Худойназаров завершил монтаж своей дипломной картины "Братан".
Это был образец азиатского "нео-неореализма". Двое братьев — совсем маленький и подросток — едут в поисках дома через всю страну, а дома-то и нет. Предчувствие тотального беженства в "Братане" вырастает из отчужденных индустриальных пейзажей, из гуденья поездов, бессмысленно мчащихся друг мимо друга. С тех пор судьба режиссера круто изменилась, но не как у других таджикских беженцев. И Москва, где он учился, и Берлин, где он живет, успешно заменили для него родной дом в Душанбе. Его следующий фильм "Кош ба кош" финансировался европейскими кинокомпаниями. Он еще как-то опирался на присущее режиссеру "чувство реальности", на образ восточного города, охваченного гражданской войной. На съемках "Лунного папы", проходивших в Таджикистане, интернациональная съемочная группа чуть не попала в эпицентр очередного вооруженного конфликта. Но на атмосфере фильма это никак не отразилось.
Таджик Бахтиер Худойназаров снял его с помощью живущего в Америке грузинского сценариста Ираклия Квирикадзе, немецкого продюсера Карла Баумгартена и русской компании "НТВ-ПРОФИТ". Картина отличается цветистой экзотичностью в духе Параджанова--Маркеса--Кустурицы. С последним Худойназарова роднит и общий немецкий продюсер, и тяготение к "фольклорному барокко", и даже тип внешности. Но если боснийских цыган Кустурицы в Европе еще могут представить, то постсоветских таджиков уже вряд ли. Остается каждому свое: накачивать эмоции в тело сюжета — как делает темпераментный Кустурица или — как Худойназаров — разбавлять их меланхолией лунных ночей, вычурностью жестов и отношений. Стилизовать реальность так густо, чтобы она превратилась в декорацию, съемочную площадку. Или наоборот — оживлять искусственную постройку, населять жизнью, которой никогда не было.
Сюжет с "Лунным папой" любопытен еще и тем, что обнаруживает, как значим "восточный след" на западной почве. Ведь Таджикистан географически и этнически близок Ирану — самой модной фестивальной киностране. Россия же все чаще выступает в творческо-экономическом союзе с Германией, которая явно потеснила Францию в качестве главного экономического партнера российского кино.
Что касается партнера геокультурного, в его роли наверняка будет выступать в следующем столетии Средняя Азия. Этот кинематографический регион вполне способен в один прекрасный день стяжать славу, которая сегодня остается достоянием Ирана и Китая.
АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ