Владимир Путин родился в рубашке. Во всяком случае второго такого мастера вытягивать выигрышные билеты в политической лотерее в новейшей российской истории не было.
Еще десять месяцев назад о том, что именно он станет президентом России, никто и не подозревал. Конечно, сейчас найдутся гроссмейстеры от политтехнологии, которые будут доказывать, что именно они стояли со свечкой при рождении новой российской политической звезды, но такая уж у них работа — слыть мудрецами хотя бы задним числом. Выбрал Путина Ельцин. Сам Путин, проявив в Дагестане и Чечне качества волевого "силовика", свой шанс не упустил, но окончательно точки над i расставил все-таки первый президент, преподнеся преемнику 31 декабря царский новогодний подарок. Победа в первом туре — уже не чудо; этого от Путина ждали.
Путину везет и в такой обычно ядовитой для российских политиков среде, как экономика. Она уже до Путина стала пусть условно, но все же рыночной. Лучше всего это подтверждают события, последовавшие за 17 августа 1998 года. После кризиса произошла стабилизация, начался подъем — и это совсем не чудо. Зато чудесным образом росли цены на нефть. А вот это — главная экономическая палочка-выручалочка Путина.
В его мозговом центре стратегических разработок обсуждают, стоит ли использовать рецепты Сергея Глазьева и Виктора Геращенко, которые видят залог успеха в смягчении денежной политики и стимулировании спроса — это даст возможность загрузить простаивающие мощности, а те, в свою очередь, обеспечат рост. Либералы могут спорить с такой политикой до хрипоты, но она уже давно осуществляется. Во всем виноваты нефтяные цены.
По самым скромным оценкам, ЦБ за первый квартал этого года скупил на российском валютном рынке $5 млрд нефтедолларов (экспортеры, напомним, обязаны продавать 75% своей валютной выручки), а это значит, что в экономику было вброшено почти 150 млрд рублей. Теоретикам-либералам и возразить-то особо нечего: денежная политика строится почти по сценарию currency board, когда объем рублевой массы строго соответствует валютным резервам. Именно об этом в сентябре 1998 года мечтал известный ультралиберал Борис Федоров.
Так что напрасно правительственные экономисты, потупив глаза, говорят, что от нефтяных цен в российской финансовой политике мало что зависит, оценивая лишь удельный вес поступлений от экспортных нефтяных пошлин. Они скромничают. На самом деле нефтяные цены в конечном счете привели и к монетизации экономики, потеснившей бартерные и другие зачетные схемы, и к росту, которым гордится российская статистика, и к увеличению поступающих в бюджет "живых" рублей. Обидно, конечно, сознавать, что успехи, о которых так и хочется доложить по инстанциям, обусловлены мировой конъюнктурой, но это еще один чудесный подарок, доставшийся Владимиру Путину.
На этом, правда, чудеса заканчиваются. Рублевая масса уже становится избыточной: внутренние цены в России не растут только по официальной статистике, и для того чтобы связать или, как говорят экономисты, стерилизовать рубли во избежание их возврата на валютный рынок, приходится прибегать к выпуску ценных бумаг правительства или Центрального банка. Таким образом, создается альтернатива вложению денег в реальное производство, и это еще одно подтверждение того, что пока у экономического роста нет надежной основы.
Парадокс: если цены на нефть снизятся (а этого настойчиво добиваются США, осуществляющие давление на ОПЕК), то для России это не обязательно обернется катастрофой. Наоборот, умеренное снижение цен будет даже полезно — излишнее укрепление рубля пока не соответствовало бы общеэкономической ситуации и могло бы стимулировать импорт, что отнюдь не способствует экономическому росту. Правда, тут же возникает другая проблема: как в условиях сокращения поступлений валюты в страну платить по внешним долгам?
Если считать данностью грядущее падение цен на нефть, то приоритетным становится восстановление отношений с МВФ и реструктуризация долгов Парижскому клубу. Задача вполне выполнимая. А ее решение означало бы, что никаких резких шагов в экономической политике Путина не предвидится — как и раньше, она должна строиться в соответствии с программой, согласованной с МВФ. Альтернативы, по существу, нет — только так можно рассчитывать на успех в переговорах с Парижским клубом. Ведь очевидно, что даже при рекордных ценах на нефть Россия не может расплатиться по нереструктурированным советским долгам с государствами-кредиторами.
Получается, что по крайней мере на первых порах Путин радикально менять экономическую политику не должен. С этим он справится, а для его силовых пристрастий поле найдется. Путин должен заняться укреплением государства. Именно самого государства, а не рычагов его вмешательства в экономику. Сумеет ли он балансировать на этой грани — вопрос открытый. Первый тест — укрепление валютного контроля. Если Путин, как советуют ему в ЦБ, отдаст все на откуп чиновнику, который будет регистрировать внешнеэкономические контракты и сам определять, какие переводы за рубеж подозрительны, он совершит ошибку. Пойти по пути административного зажима, когда контрольные процедуры определяются негласно и не описаны в законе, очень легко, а вот остановиться на этом пути — очень трудно.