На судьбоносной неделе кино на телеэкране размышляет об Истории. Несомненный хит — "Жизнь прекрасна", режиссерский опыт итальянского комика Роберто Бениньи (ОРТ, 30 марта, 22.00, ***), завоевавший и Большой приз каннского жюри-98, и "Оскар" за лучший иностранный фильм. Бениньи — отличный актер, когда его снимают другие режиссеры, например Джим Джармуш ("Down by low", "Ночь на земле"), но, встав за камеру, он теряет чувство самоконтроля. Впрочем, он хотел не только повеселить своими прыжками и ужимками: приготовьте носовые платки. Первая половина фильма напоминает глуповатые неореалистические комедии. Накануне войны комический неудачник, еврей Гвидо уводит невесту у лопоухого муссолиниевского функционера. Если положить в шляпу яйца, а шляпу невзначай наденет фашист, еще можно перепутать антифашизм с яичницей и посмеяться всласть. Дальше — хуже. Приходят немцы, героя с пятилетним сыном депортируют в Освенцим, а преданная жена добровольно следует за ними (плагиатор Бениньи просто передрал душераздирающую и суровую сцену из "Самсона" Анджея Вайды). В картонном и совсем не страшном лагере, населенном тупыми наци и безликими зэка, Гвидо убеждает сына, что все происходящее — забавная и азартная игра, победитель в которой получит в награду танк. Поиграв в прятки с эсэсманами, Гвидо спасает семью, а джи-ай прокатят пацана на "Шермане". Жизнь прекрасна!
Но с моральной точки зрения "Жизнь прекрасна" вызывает слишком много вопросов, слезы умиления не должны туманить разум. Бениньи замахнулся ни более ни менее на то, чтобы оспорить знаменитую фразу немецкого философа Теодора Адорно: "После Освенцима нельзя писать стихи". Невозможно представить себе комедию о Колыме 1938 года, а Бениньи снял комедию о холокосте. Кошмарное прошлое доставало рикошетом самоубийства многих писателей-свидетелей, выживших в гитлеровских (Боровский, Примо Леви) и сталинских (Фрид) лагерях, а Бениньи собирает призы и задирает юбки актрисам, их вручающим. Если же довести логику фильма до конца, то можно сделать два вывода. Шесть с лишнем миллионов евреев погибли в лагерях только потому, что родители их недостаточно любили. А выживший и выросший мальчик — по праву очевидца (и кто посмеет его оспорить!) — будет писать книги, доказывая вместе с историками-"ревизионистами", что холокост был игрой в пятнашки, а в газовых камерах дезинфицировали белье. Впрочем, фильм стоит посмотреть и для того, чтобы самим найти ответы на "проклятые вопросы", и для того, чтобы полюбоваться благородно состарившимся Хорстом Бухгольцем (Чико из "Великолепной семерки") в эпизодической, но очень важной роли немецкого врача.
ТВЦ знакомит нас с образцом позднего творчества Сэмюэля Фуллера — печальным фильмом об авантюристах-любителях "Ночные воришки" (1984) (30 марта, 0.25, ****). Фуллер (1912-1997) практически неизвестен в России, между тем именно его пригласил сыграть эпизодическую роль в "Безумном Пьеро" Жан-Люк Годар. Фуллер произносит там хрестоматийную формулу кинематографа: "Фильм-- это поле боя: любовь, ненависть, насилие, действие, смерть — одним словом, эмоции". Криминальный репортер с 17 лет, автор полицейских романов, солдат "Большой красной единицы", пехотной дивизии, прошедшей с боями Северную Африку и Францию, он даже традиционную хлопушку заменил на съемках револьверными выстрелами. В СССР его считали милитаристом, чуть ли ни фашистом, в США — разрушителем устоев, опасным анархистом. Не случайно с начала 1960-х его карьера пошла наперекосяк. А он просто с высоты своего жизненного опыта демистифицировал такие сакральные жанры, как военный фильм или вестерн, выявляя под налетом красивой мифологии кровь и грязь истории. Самый знаменитый его фильм и развернутая метафора его философии — "Шоковый коридор" (1963): журналист в поисках убийцы проникает под видом пациента в сумасшедший дом и действительно сходит там с ума. Самый знаменитый эпизод — в вестерне "Сорок ружей" (1957), где положительный герой стреляет в женщину, которой прикрывается преступник, а затем и в него самого и, переступая через тела, небрежно бросает: "Вызовите врача. Она будет жить". Фуллер, как никто другой, знал, что порой во имя спасения нужна не ложь, а боль, и мог бы преподать неплохой урок беззаботному Бениньи.
Советским Сэмюэлем Фуллером можно назвать Самвела Гаспарова, чей фильм "Хлеб, золото, наган" (1980) можно увидеть по НТВ (30 марта, 14.30, **). Не только потому, что, по слухам, он тоже любил отмерять работу операторов холостыми выстрелами в воздух, а среди интеллектуалов девяностых его фильмы ("Ненависть", "Шестой", "Забудьте слово 'смерть'") приобрели культовый характер. Гаспаров так же, как Фуллер в Америке, обозначил крах героической мифологии истории. Он был самым значительным мастером жанра, который, по аналогии с "вестернами-спагетти" Серджо Леоне и Сэма Пеккинпа, можно назвать "истернами-спагетти" (или, как шутил покойный Сергей Добротворский, "портвейн-вестернами"). Вслед за Никитой Михалковым, подменившим романтику Гражданской войны веселым цинизмом (всегда приятно пересмотреть "Рабу любви": "Культура", 26 марта, 22.20, **), Гаспаров похоронил "комиссаров в пыльных шлемах", подменив их хладнокровными и грязными стрелками-профессионалами. "Хлеб, золото, наган" — мрачная одиссея, вернее нисхождение в ад, воспитательницы детского дома, раненого чекиста и матроса, пробирающихся сквозь охваченную анархией революционную Россию с драгоценным грузом — хлебом и золотом. Особенно изощренную фантазию проявлял Гаспаров, когда требовалось сочинять образы врагов — всегда расслабленных, приветливых, похожих на дремлющих тропических хищников.
Правда, большинство режиссеров, обращающихся к исторической теме, не задаются чересчур сложными моральными вопросами, а по старинке упиваются блеском стали, конским храпом, дамским румянцем. На ОРТ (с 27 марта, 19.45) — телеверсия хита польского проката, экранизации романа Генриха Сенкевича "Огнем и мечом". В Польше XVII века, отбивающейся от казаков Богдана Хмельницого (в его роли — украинский министр культуры Богдан Ступка), режиссер-ветеран Ежи Гоффман (род. в 1932, "Пан Володыевский", "Потоп") чувствует себя как рыба в воде. Хотя один киевский журнал и побрюзжал ("Плохо, конечно, что поляк снял фильм об украинской истории, но и то хорошо, что не русский"), "Огнем и мечом" — редкий ныне пример "большого стиля", где история всего лишь увлекательный спектакль. Может, так и надо, а то измученные безответными вопросами зрители сойдут с ума. Уставшим от истории и жаждущим человечности можно порекомендовать фильм Сергея Бодрова "СЭР (Свобода — это рай") (1989) (РТР, 29 марта, 0.20, ***). В годы, когда мастера "чернухи" изощрялись в натуралистическом выписывании тюремных и помоечных кошмаров, Бодров, еще не помышлявший об интернациональной карьере, рассказал историю подростка, бегущего из интерната на поиски отца-зэка, в удивительно ровной и целомудренной манере. Жизнь для Бодрова, может быть, и не прекрасна, но никто не посмеет сказать, что она страшна.