Петербургский Малый драматический театр — Театр Европы в воскресенье отметил 15-летие своего спектакля "Братья и сестры". За годы, прошедшие после премьеры, спектакль-долгожитель получил международное признание и стал фундаментом славы театра Льва Додина. В сущности, это единственный русский спектакль последних десятилетий, который без натяжек можно считать хитом мирового театра.
Показ дилогии "Братья и сестры" (каждый из двух спектаклей идет около трех часов) формально был приурочен сразу к двум юбилеям. Вторым в афише значилось 80-летие автора литературного первоисточника Федора Абрамова. И хотя все признаки чествования покойного писателя были соблюдены (в зале, несмотря на супераншлаг, предусмотрели незанятое кресло с табличкой "место Ф. А. Абрамова", в финале сценического марафона на заднике высветился портрет, едва ли не половину аплодисментов актеры и режиссер переадресовали вдове Абрамова, а первый тост на последующем застолье подняли за его светлую память), публику в первую очередь волновал юбилей спектакля.
Сама по себе деревенская проза Абрамова, очевидно, принадлежит уже только истории советской литературы, но додинская постановка ничуть не устарела и не завяла, хотя играется практически премьерным составом. Обычно спектакли, даже очень хорошие, столько не живут. А живучесть "Братьев и сестер" тем более удивительна, что спектакль Додина появился аккурат на сломе исторических эпох. Художественная продукция подобного происхождения обычно быстро выдыхается. Рождение же додинской дилогии точь-в-точь маркировано концом старых времен: театральное предание гласит, что, когда актеры наутро после премьеры вышли из театра, на соседних домах вывешивали траурные флаги. Потому что накануне вечером умер генсек Черненко.
Секрет долгожительства "Братьев и сестер", конечно, связан вовсе не с той откровенностью показа послевоенной колхозной голодухи, которая поражала зрителей премьеры. Деревенский эпос Малого драматического сегодня никому не придет в голову оценивать по уровню "смелости", то есть "правды". Равно как и знаменитые на весь театральный мир вылазки актеров в северные русские деревни за настоящим народным говором и присказками интересны лишь как факты биографии труппы. Когда-то, в начале 80-х, в пику глухой фальши общепринятого, молодые актеры искали, как они до сих пор поют под гитару, "соль и боль родной земли". Этому пафосу додинская труппа верна и сегодня, хотя очевидно, что масштаб открытия, содержащегося в "Братьев и сестрах", значительнее, чем идеология,— как честного патриотизма, так и внутритеатрального актерского братства.
Пятнадцать лет назад спектакль МДТ, который сегодня имеет полное право называться великим спектаклем, впервые за долгие годы, прошедшие до этого, показал реальную мощь того, что принято называть русской психологической школой. Додин властно привил к ней европейское чувство сценической формы, и результат этой прививки, без преувеличения, сразил мир. Режиссер, в сущности, показал новое качество русского театра, научил его разговаривать на актуальном, современном театральном языке. Тот эмоциональный заряд, который до сих пор несет спектакль, накоплен не только в частных человеческих отношениях между персонажами, но в самих мизансценах, в ритме, в световой партитуре, в неожиданных деталях. Жизнь, которую играют в "Братьях и сестрах", может быть бесконечно далека от зрителя, а устройство общества может казаться непостижимым и абсурдным, но сценическое воплощение этой жизни действительно пробирает публику до кома в горле. Хотя спустя 15 лет после премьеры российский зритель видит на сцене давно не существующее жизнеустройство.
Додинская дилогия сделана так крепко, что не изнашивается со временем. Запас ее будущей долговечности, очевидно, лимитирован не сроком годности идейного мессиджа (он истек давным-давно, но спектакль от этого ничуть не пострадал), а физическими силами немолодеющих актеров. Но и по этому параметру, как показало юбилейное представление, у братьев и сестер сохраняется изрядный ресурс.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ