Мальчик и девочка

Мальчику год. У него острый миелобластный лейкоз. Совсем маленькие дети почему-то часто заболевают острым миелобластным лейкозом так, что их не вылечишь без трансплантации костного мозга. И у Димы как раз такой случай. Он два с половиной месяца пролежал в центре трансплантологии имени Раисы Горбачевой в Петербурге. У него ремиссия. И трансплантацию надо делать сейчас, пока ремиссия не кончилась. Потому что если ремиссия кончится, неизвестно, смогут ли врачи вывести Диму в ремиссию еще раз. Зато точно известно, что ремиссия кончится скоро.

Маленькая девочка из города Канска Красноярского края. Я не про ребенка говорю, а про его маму. Маленькая девочка Юля. Она родила первого своего ребенка, и во время родов акушеры вывихнули младенцу шейный позвонок. Ей бы и так уже хватило бед. Они и так с самого рождения по больницам. Но когда мальчику было семь с половиной месяцев, в очередной больнице у него началась вдруг неукротимая рвота и вся его голова покрылась бурыми пятнами. Бедная маленькая девочка. Врачи в городе Канске осматривали ее ребенка и говорили, что понятия не имеют, почему у него бурые пятна на голове и неукротимая рвота. И тогда она повезла малыша в Красноярск.

Это непросто. До Красноярска четыре часа езды. Стояла зима, а зимой от Канска до Красноярска может быть сколько угодно часов езды. Но они все равно повезли ребенка на старой раздолбанной машине, какую только и может позволить себе маленькая девочка, торгующая пластиковыми окнами, при том что муж у нее работает охранником в магазине. Стояла зима, но они доехали.

В Красноярске ребенку сделали анализы и сказали — лейкоз. Но не могли сказать, какой. Посылали стекла в Москву. А когда из Москвы пришел ответ, что острый миелобластный, красноярские врачи только пожали плечами и признались, что не умеют лечить острых миелобластных лейкозов у детей до года. И велели ехать в Петербург.

Если сложить месячную зарплату Юли и месячную зарплату ее мужа, то денег хватит только на один билет до Петербурга. Но они все же поехали, кое-как насобирав денег у родственников и знакомых. Они ехали Бог знает куда. Юля знала, что прямо из аэропорта поедет в клинику и покажет Димку врачам, но она понятия не имела, что будет делать, если врачи в Петербурге откажутся госпитализировать ее сына или просто в клинике не будет мест.

Конечно, в клинике не было мест. Юлю и Димку положили всего на пару дней, а потом куда? Юля же не знала, что есть благотворители, которые снимают неподалеку от клиники квартиры для детей, которым не хватает в клинике коек. Юля же не знала ничего этого. Она просто должна была спасать ребенка, и она спасала. Маленькая девочка из города Канска.

Во время первого блока химиотерапии мальчику было так плохо, что он лежал без сознания, и его кормили через трубочку, вставленную в нос. Глядя на мальчика, можно было сойти с ума, но Юле нельзя было сходить с ума, потому что тогда пропало бы молоко, а Димке было плохо от всякой еды, кроме грудного молока. Поэтому она не сходила с ума, а сцеживала молоко, эта маленькая девочка.

Через два с половиной месяца ребенку стало лучше. Мальчик вышел в ремиссию, и Юлю с Димкой отпустили домой на то время, пока ищут для Димки донора костного мозга в международном регистре. Из Петербурга до своего Канска Димка с Юлей ехали почти сутки. И добравшись до дому, уснули, обнявшись. А тут пришла бабушка. Соскучилась по дочке и внуку, и вот пришла. Звонила, стучала в дверь. Но Юля и Димка спали и не слышали стука, а Юлин муж был на работе, потому что надо было покупать новый билет в Петербург, и этому парню четыре месяца надо работать, чтобы купить жене и сыну билеты на самолет.

Они очень устали. Они прошли примерно половину пути к выздоровлению и очень уже устали.

А я был в Красноярске полдня, проездом. Мне было стыдно так говорить, но я сказал, что не успею приехать к ним в Канск. И тогда Юля сказала:

— Ничего, мы сами приедем.

Хотя от Канска до Красноярска четыре часа езды. Она сказала:

— Мы сами приедем. Нам все равно надо в Красноярск в клинику показаться.

И они приехали. Мы пошли гулять в парк. А на Юле были белые туфли на шпильках. Это были, видимо, те туфли, которые подарила Юле мама на выпускной бал. Или это были туфли, которые Юля купила на свадьбу. Может быть, это были ее лучшие или даже единственные приличные туфли, которые она посчитала необходимым надеть ради встречи с журналистами из Москвы. Маленькая девочка.

Мы пошли гулять в парк. Мы спускались по лестнице. Лестница была крутая, и на каждой ступеньке Юля рисковала упасть в этих своих шпильках. И я протянул ей руку. А она покраснела, смутилась и замотала головой:

— Нет-нет, я сама.

Или может быть, она думала, что неприлично подавать руку малознакомому мужчине в присутствии мужа. А Юлин муж нес ребенка на руках и молчал. Все время молчал. Все время, пока, сидя на скамейке, мы с Юлей разговаривали, ее муж водил Димку по дорожке, держа малыша за руки.

Мальчику год, но он еще не умеет ходить. Он всю жизнь лежал, и чтобы ходить, у него еще слишком слабенькие ножки.

Валерий Панюшкин