Джим Джармуш слывет самым ярким и культовым (то, что американцы называют hottest) представителем кинематографа "независимых". Он больше других способствовал мировой славе этого кинематографа. Он едва ли не единственный из них, кто владеет негативами всех своих фильмов, которые в конце концов снискали и заметный коммерческий успех.
Джармуш давно считается гуру для продвинутых европейских режиссеров. У себя же на родине он имеет статус local hero — "местного героя", тесно связанного с "гением" Нью-Йорка. В противоположность другому герою и гению — Вуди Аллену (и тот, и другой любят выступать в джаз-клубах), Джармуш видит свой город глазами маргинала-иммигранта. Родился он вообще не здесь, а в штате Огайо, и в его жилах течет с десяток кровей, включая французскую и венгерскую.
"Планетой Джармуша" называют даун-таун, нижний Ист-Сайд с его невероятной концентрацией этнических меньшинств — итальянцев, китайцев, пуэрториканцев. Здесь находятся его дом, его офис и любимые бары. Фаны Джармуша, впрочем, утверждают, что ему достаточно просто поселиться в каком-то месте, чтобы весь этот район приобрел трансцендентальные свойства.
Только первый фильм Джармуша ("Вечные каникулы") снят целиком в Нью-Йорке. Новейший ("Пес-призрак") тоже, но здесь город обобщен и лишен местной конкретики. Эти две работы разделяют двадцать лет, в течение которых режиссер прославился ныне классическими печально-смешными лентами "Страннее рая" и "Вне закона". Потом появились более динамичные "Таинственный поезд" и "Ночь на Земле". Хотя почти все они связаны с перемещением в пространстве, а некоторые с мифологией американского Юга, тем не менее есть все основания говорить о типично нью-йоркском характере и почерке режиссера. Он проявляется в настойчиво культивируемой точке зрения горожанина-иммигранта, в пристрастии к урбанистическим пейзажам, в поэзии случайных уличных встреч, в том вкусе, который питает Джармуш к чудесам и тайнам большого города.
В "Мертвеце" режиссер, известный как талантливый бытописатель, решительно выруливает в метареальность и становится поэтом не внешней, а внутренней иммиграции. Он больше не хочет делать уныло описательные вещи, как большинство его сообщников. "Независимое кино" к тому же все больше коммерциализировалось, становилось объектом тусовочной моды и арт-политики. После "Мертвеца" и "Пса-призрака" Джармуша уже нельзя рассматривать как поколенческого или культурного героя своей эпохи и своей страны.
При этом Джармуш — настоящий американец, он помнит, что его страна выросла из геноцида и всегда носит при себе пистолет. Но он решительно против мифологизации насилия, которая определила поэтику нового американского кино — от Пекинпа до Тарантино.
Хотя автор "Мертвеца" и "Пса" отрицает сознательное пользование мотивами восточной философии, эти фильмы геокультурны (или мультикультурны) и в известном смысле геополитичны. Индейцы и негры появляются в них еще и для того, чтобы осуществить связь между кислотной субкультурой Ист-Сайда и древними культами, истребленными промышленной цивилизацией. Ирония истории состоит в том, что они легко находят общий язык на почве smoke — культа курения и сопутствующих галлюцинаций. Герои Джармуша иммигрируют сквозь завесу дыма в другой, более гармоничный мир, где нет надобности изобретать гуманизм и политкорректность.
АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ