На свой крах и риск

125 лет назад, в 1885 году, обанкротилось и перешло под казенное управление крупнейшее русское промышленное объединение — Товарищество мальцовских заводов. Оно включало 16 заводов и фабрик с 9800 рабочими и занимало территорию, сравнимую по площади с небольшим европейским государством — почти 2300 кв. км, с обширнейшими лесными угодьями, причем не в Сибири, а в центре страны. К тому времени недавний единственный владелец так называемого мальцовского промышленного района Сергей Иванович Мальцов, десятилетиями считавшийся влиятельнейшим русским предпринимателем, по настоянию семьи был отстранен властями от дел и прозябал в поместье в Крыму. Своим печальным примером он доказал, что в Российской империи любая попытка строить бизнес самостоятельно, без покровительства высокопоставленных персон неизменно заканчивалась крахом.

Текст: Евгений Жирнов
Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ
ЦГКАФД СПБ/РОСИНФОРМ

Стекольные компанейцы

Когда речь заходит о видных деятелях политики, науки, культуры или бизнеса, их почитатели и биографы пытаются вместить всю их жизнь и труды в какую-нибудь краткую, но емкую фразу, характеризующую их кумира. Однако удается это далеко не всегда. В особенности если речь идет о людях многосторонних и противоречивых, к каковым, к примеру, относился известнейший русский промышленник Сергей Иванович Мальцов. Дать ему однозначную оценку пытались и при жизни, и вскоре после смерти, и многие десятилетия спустя. При этом всякий раз мнения диаметрально расходились. Одни считали его заботливым хозяином, по-отечески относившимся к рабочим. Другие — бессердечным и наглым обманщиком, который во время освобождения крестьян в 1861 году лишил своих крепостных положенных им по закону земельных наделов. И то и другое было чистой правдой.

Формулу, характеризующую Мальцова, в 1903 году попытался найти журнал "Технолог", который писал в специальном приложении, посвященном десятилетию со дня смерти промышленника: "В 1893 году умер в своем имении в Крыму С. И. Мальцов, один из пионеров фабричного дела в России. Вся Россия знает "мальцовское стекло", "мальцовский чугун" (кухонные плиты, казанки, утюги, печные дверцы и т. п.) "мальцовские машины", "мальцовские локомобили", "мальцовские локомотивы" и пр. и пр. изделия. Прошло каких-нибудь 10 лет, и имя Мальцова забыто. Между тем с этим именем связано много начинаний в России, ему обязано наше свеклосахарное дело, стеклянное, стальное, рельсовое, пароходное, машиностроение, постройка русских земледельческих машин (известны и поныне мальцовские молотилки, просорушки, плуги, маслобойные пресса, веялки и пр. и пр.)".

И все это тоже вполне соответствовало действительности. За исключением, может быть, небольшой детали: пионерами фабричного дела в России стали предки Сергея Мальцова, обзаведшиеся собственным производством еще во время правления первого российского императора, в 1724 году, и именно они заложили основу его грандиозного состояния.

Как свидетельствуют биографы рода Мальцовых, в 1723 году купец гостиной сотни из города Рыльска Василий Мальцов отправил своего сына Василия Большого, именовавшегося так, чтобы отличаться от брата, нареченного тем же именем, с товарами в Гжатск. Исполняя отцовское поручение, Василий Большой познакомился с компаньонами — Назаром Дружининым и Сергеем Аксеновым, получившими от Мануфактур-коллегии право на постройку стекольной и хрустальной фабрик, но, по всей видимости, не имевшими для осуществления плана достаточных средств. Купеческий сын Мальцов, имевший наличность и желание вложить ее в выгодное дело, показался им подходящим компаньоном, так что уже в следующем году удалось получить разрешение на включение его в "кумпанство".

История того, как из компаньона Василий Большой превратился в единственного владельца фабрики, как обычно в подобных случаях, полна неясностей и недоговорок. Кто бы, как и почему ни вышел из дела, фактом оставалось то, что Василий Мальцов в 1734 году начал вести его единолично. Сбыт стекла и хрусталя шел настолько успешно, что Мальцов решил расширить дело, однако для этого кроме денег и земли требовались рабочие руки, а покупать крестьян купец мог, только получив особое разрешение правительства. В своем прошении он писал, что привезенные из-за границы мастера уже состарились и потому требуются люди, чтобы обучить их стекольному и гранильному искусству.

Бюрократическая машина работала со своей обычной скоростью, а потому разрешение на покупку людей последовало лишь девять лет спустя, в 1745 году. В дополнение к двум сотням крепостных Мальцов приобрел сельцо под Можайском, где начал строительство новой фабрики, которую вскоре, уходя на покой, он оставил двум старшим сыновьям — Акиму и Александру. А еще через год, в 1747 году, мальцовскому стекольному делу едва не пришел конец. Сенат, дабы сохранить в неприкосновенности леса вокруг Москвы, приказал уничтожить все потреблявшие огромное количество дров железные, стеклянные и хрустальные заводы в радиусе 200 верст от первопрестольной.

Однако вынужденный перенос производства, как оказалось, можно было соединить с разделом отцовского наследства между братьями Мальцовыми. Аким с частью оборудования и мастеров отправился в богатый лесом Владимирский уезд, где основал завод (позже появившийся там город получил название Гусь-Хрустальный). Александр же отправился в не менее богатую лесами Орловскую губернию, где, пользуясь дешевизной топлива и наличием рек, давно обосновались владельцы разнообразных, прежде всего железоделательных, заводов, включая отпрысков известного семейства Демидовых.

Ни нового Урала, ни даже новой Тулы в орловских лесах, правда, не получилось. Железо выходило в основном низкосортным. Но инфраструктура постепенно налаживалась, и новый стекольно-хрустальный завод имел шансы стать весьма и весьма выгодным предприятием. Дело налаживалось и расширялось, однако Александр Мальцов построил завод не на купленной, а на арендованной у казны земле. Это обстоятельство вызвало нежелательный интерес со стороны чиновников. В 1767 году, еще до окончания срока аренды, они решили основать на обжитом Мальцовым месте винокуренный завод. А все просьбы заводчика дать возможность поработать еще хотя бы для того, чтобы использовать заготовленные впрок на много лет дрова, привели к обратному результату: все топливо было отписано в казну без всякой компенсации владельцу. А производство пришлось снова переносить — на этот раз в соседний Брянский уезд.

Собственно, ничего иного ожидать и не приходилось. Купечество в золотой век Екатерины II оставалось состоятельным, но бесправным сословием. Так что уставшие от притеснений Мальцовы принялись, как тогда говорилось, искать дворянства. Способов для этого было не слишком много. Переход в привилегированное сословие мог состояться с получением военного или гражданского чина, причем иногда им жаловали и видных купцов. Но можно было отыскать себе знатных предков и восстановиться в дворянстве, доказав с ними родство. Часть Мальцовых пошла по первому пути, часть же предпочла второй. В дворянских списках за 1635 год нашелся Богдан Мальцов, так что все остальное оказалось вполне разрешимой проблемой — в 1775 году Аким Мальцов, а в 1788 году вся семья приобрела дворянское достоинство.

Фабриканты во дворянстве

К тому времени Александр Мальцов умер — и за дело взялась его вдова. Точно так же и в семье Акима Мальцова после его смерти хозяйство оказалось в руках вдовы — дворянши, как она называлась, Марии Мальцовой. Дамой она оказалась весьма хваткой и вскоре скупила заводы и земли у родственников, а затем начала расширять производство. Именно ее следовало бы именовать пионером фабричного дела и бизнеса. Она нашла для новой стекольной фабрики исключительно удачное место в деревне Дятьково — среди леса, вблизи обильных водных источников, образующих реку, по которой наладили вывоз продукции. Но она не стала закрывать и старую фабрику, сделав ее узкоспециализированной. Свои новые предприятия дворянша делала такими же небольшими и специализированными на выпуске узкого ассортимента: оконное стекло, стеклянная посуда и т. п. Оборот рос, так что сын и наследник Марии Мальцовой отставной секунд-майор Иван Акимович Мальцов после ее отхода от дел в 1805 году получил в управление процветающую сеть заводов и огромные лесные угодья, в покупку которых инвестировала прибыли его оборотистая родительница.

Проблема заключалась лишь в том, что новое поколение Мальцовых никак не могло определиться со своим социальным статусом. Они осознавали себя частью светского общества и потому вели привольный образ жизни, имея славу кутил и гуляк. Брат Ивана, Сергей Акимович Мальцов, числился среди самых азартных карточных игроков и участников скачек. А сам Иван Мальцов входил в число дамских угодников и прославился тем, что отбил жену у Василия Львовича Пушкина — родного дяди Александра Сергеевича. Причем сделано это было с искусством и расчетом. Сначала Мальцов стал другом семьи и, как утверждали злые языки, пробил путь к сердцу Капитолины Пушкиной богатыми презентами. А затем Василий Пушкин оказался уличенным в супружеской неверности, благодаря чему его жена легко получила развод и вышла за Ивана Мальцова.

Однако оба брата прекрасно понимали, что их благополучие держится на заводах, и потому в зрелом возрасте занимались доставшимися им производствами без устали. Сергей — гусь-хрустальненским, Иван — в мальцовском промышленном районе. Правда, у Ивана Мальцова уже тогда наметился крен в сторону не вполне делового подхода к бизнесу. Имея немалые оборотные средства, он, к примеру, принялся за организацию производства сахара из свеклы. Дело для России было совершенно новым, вложения потребовались значительные, а прибыль оказалась практически нулевой. Помимо прочего свекла на бедных брянских и орловских землях вырастала с малым содержанием сахара. Так что, как только свеклосахарное дело встало на ноги на юге страны, мальцовское сахарное производство пришлось закрыть.

Кроме того, Иван Мальцов купил несколько чугунолитейных заводов, не без оснований надеясь, что промышленная революция, начавшаяся в Европе, непременно достигнет и Российской империи — и тогда вложения в металлургию и машиностроение принесут огромную прибыль. Однако он не забывал, что кормят его стекло и хрусталь, и всемерно заботился о продвижении своей продукции на рынок. Начиная с 1829 года он выставлял стекло и хрусталь своего производства на всех крупных отечественных выставках и получал призы и высочайшие поощрения. К примеру, петербургская выставка 1839 года принесла большую золотую медаль за продукцию, а сам Иван Мальцов получил после нее орден Святого Владимира IV степени. К 1850-м годам Мальцов сделал Дятьковскую хрустальную фабрику одним из крупнейших предприятий стекольного дела в стране. На ней трудилось уже около 600 рабочих, а количество выпущенных изделий перевалило за миллион штук в год.

В тот же период начали приносить доходы и металлургические предприятия Мальцовых. Правда, случилось это благодаря сыну Ивана Мальцова — Сергею Ивановичу. Точнее, благодаря его связям при дворе и в министерствах. Записанный с детства в гвардию, он сумел сделать в армии достаточно быструю для того времени карьеру благодаря не только отцовским капиталам, но и удачной женитьбе на княжне Анастасии Урусовой в 1836 году. К тому времени он занимал необременительную должность адъютанта принца Ольденбургского, благодаря чему в 1837 году получил продолжительный отпуск для путешествия за границу, где усиленно изучал всевозможные новые производства. Вернувшись домой, полковник Мальцов, удивив всех и прежде всего собственную жену, решил уйти со службы и, получив в виде высочайшего благоволения звание генерал-майора в отставке, уехал в свои промышленные владения.

Поначалу его коммерческие дела складывались на редкость успешно. В стране начиналось строительство железных дорог, и благодаря связям при дворе заказ на производство рельсов удалось получить именно мальцовским заводам. Немалую часть прибыли Сергей Мальцов вкладывал в расширение владений, но все же главным объектом его вложений оставались новые технологии и знания.

Один из его служащих, М. Межецкий, вспоминал: "Вся вообще область его сведений по своей обширности представляла нечто поразительное, кажется, не было ни одной отрасли естествознания, которая не была бы ему настолько знакома, чтобы в применении ее к делу он не мог составить себе самостоятельного понятия о правильности этого применения и указать в случае надобности, в чем ошибка".

Результаты были соответствующими. "От Мальцова,— говорилось в "Описании Российской империи", выпущенном в 1903 году,— вышли первые русские рельсы для Николаевской ж. дороги. У него же сделана первая паровая машина для петербургского арсенала и тульского оружейного завода; отсюда же вышел первый винтовой двигатель для парохода, который до сих пор действует на корвете "Воин" и находится в полной исправности, из Мальцовских заводов вышел первый пароход, появившийся на Днепре, и в 1858 г. выпущены первые американские пароходы на Волгу — три колосса в 230 футов длины, по 300 сил, спущены по Жиздре и Оке, вызывая удивление всего прибрежного населения. Тут же была устроена первая газовая печь Мартеновской системы. Во время Крымской войны, в 1855-56 гг., отсюда же ставились по дешевой цене лафеты для нашей армии".

С той же скоростью, как и промышленные успехи, росло и состояние Мальцова: "В Калужской губернии,— писала историк Г. Н. Ульянова,— по наследству от отца он получил 20 тыс. дес. земли с Людиновским заводом (более тысячи рабочих) и более 800 вотчинных крестьян. Только за десятилетие с 1850 по 1860 гг. С. И. Мальцов увеличил состояние в несколько раз. Накануне крестьянской реформы 1861 года ему принадлежало (кроме калужских имений) в Брянском уезде Орловской губ. и Рославльском уезде Смоленской губ. почти 100 тыс. дес. земли с более чем семью тысячами крестьян (из них три тыс. приписанных к фабрикам). Обратим внимание на то, что Редакционные комиссии учитывали крепостных только мужского пола. На Брянщине С. И. Мальцову принадлежало восемь сел и 24 деревни (более 1300 дворов). В этих селениях проживало почти 3,5 тысячи крепостных земледельцев, состоявших частью на оброке, частью на барщине".

На землях Мальцова, полновластным хозяином которых он стал после смерти отца в 1853 году, царили порядки необычайные для времен крепостного права в России. Он отменил телесные наказания крестьян и рабочих, что вызвало настолько резкое недовольство соседей, что после их жалоб в Санкт-Петербург генерала Мальцова даже на время взяли под надзор полиции. Мальцов, что было также крайне необычным, строил для своих рабочих дома в три-четыре комнаты, причем стоимость дома — 500 рублей — погашалась рабочими не из заработка, а из сумм, которыми хозяин поощрял их за качественную работу. Так что по истечении нескольких лет семья рабочего становилась собственником дома. К числу новшеств Мальцова относилось и введение восьмичасового рабочего дня на тяжелых производствах, что также не вызывало одобрения у правительства.

Однако, как только стало известно о намечавшемся освобождении крестьян, Мальцов, боявшийся остаться без рабочих рук, начал выступать резко против реформы. Больше всего он боялся того, что крепостные, получив землю, бросят работу на его фабриках, и потому составил записку, где обосновывал освобождение крестьян без земли. Он писал, что наделение бывших крепостных землей приведет к ниспровержению святого права частной собственности, подрыву авторитета правящих сословий и уничтожению веры в святость правительства. Он даже пытался создать комитет из владельцев заводов, который бы поддержал его требования. Однако его связи при дворе после кончины Николая I и воцарения Александра II значительно ослабли, так что все коммерческие вопросы улаживала постоянно жившая в столице жена. Лучше, по всей видимости, зная расклад сил и настроения при дворе, она не стала участвовать в хлопотах генерала по крестьянскому вопросу. Так что его призыв остался неуслышанным и никем не поддержанным.

Мальцову не оставалось ничего другого, как договариваться с собственными крепостными о том, чтобы они добровольно отказались от наделов взамен на приусадебную землю, общие выпасы и клятвенные обещания дальнейшего благоденствия от самого генерала. Так что в результате Мальцов остался владельцем практически всех земель, а главное, весьма и весьма ценных лесов. А в его мальцовском промышленном районе сохранились практически без изменений дореформенные порядки. Причем существовала даже общая — как бы теперь сказали, корпоративная — форма для Мальцова и его служащих.

Посетивший мальцовские владения в 1860-х годах инженер К. А. Скальковский так описывал увиденное: "Под свежими остатками крепостного права его владения, занимавшие значительную часть Жиздринского и Брянского уездов, представляли курьезное зрелище какой-то крепостной республики, государства в государстве. Мальцев — небольшого роста крепкий старик, живой, красноречивый, всем интересовавшийся, но деспот и самодур. Мальцев, как и его служащие, почти все из крепостных, ходили в серых казакинах и ездили в безрессорных экипажах, сидя, как на эшафоте, спиною к кучеру. Все было свое, даже меры: "мальцовская сажень" делилась не на аршины, а на четыре "палки"".

Генерал не забывал и о данных бывшим крепостным обещаниях. В мальцовском промышленном районе не наблюдалось голода, строились школы и церкви, для старых и немощных открылась богадельня. Но главное, все обеспечивались работой и заработками, даже если это приносило убыток хозяину. При этом Мальцов забывал, что убытки имеют обыкновение накапливаться, а при их резком увеличении могут вызвать катастрофу.

Великий банкрот

"До семидесятых годов,— писал в 1894 году историк В. К. Стукалич,— мальцовские заводы развивались и действовали планомерно, перерабатывая имеющийся под руками разнообразный и прекрасного качества материал всегда согласно требованиям рынка. В семидесятых годах в деятельности заводов произошел крупный и роковой для них перелом. Русское Правительство выразило желание, чтобы железнодорожные принадлежности по возможности изготовлялись в России. С. И. Мальцов горячо откликнулся на этот призыв. Так как Правительство постановило, чтобы все материалы для паровозов и вагонов были исключительно русского происхождения, то предприниматели, взявшие на себя выполнение правительственных заказов, были вынуждены при устройстве заводов для изготовления паровозов и вагонов тратить громадные капиталы, нужные для устройства вальцовок и сталеварен. Кроме того, в селе Радице было устроено обширное вагонное заведение. Необходимость в правильном и быстром сообщении между заводами вызвала постройку узкоколейной железной дороги. Все эти новые приспособления и постройки требовали миллионов, которые и были заняты в надежде на выгодность предприятия на постоянные заказы".

Проблема заключалась лишь в том, что свободных средств больше не было. Взявшись построить 50 паровозов за 1,2 млн руб. и получив половину в виде аванса, Мальцов выкручивался как мог. К примеру, он приобрел в Англии целиком устаревший паровозостроительный завод и пытался обновить его новыми купленными за границей станками. А на прокладку узкоколейки взял миллионный кредит в Государственном банке — как обычно, с помощью связей жены, хотя было очевидным, что эта дорога если и окупится, то не скоро. Однако генерала поглощала возможность преодоления небывалых производственных и технических проблем, а главное — перспективы прибылей от производства сотен паровозов.

"Надежда, однако, на этот раз оказалась обманчивою,— писал Стукалич.— Когда после неимоверных усилий и трудов все препятствия были побеждены и Людиновский завод ожидал только правильных заказов, чтобы действовать с выгодой для себя и с пользою для государства, над ним стряслась беда... Железнодорожники спешили воспользоваться удобным моментом, и заказы за границу были так велики, что в конце концов оказалось, что потребность в подвижном составе для русских железных дорог обеспечена надолго. С. И. Мальцов был поставлен в необходимость — или закрыть Людиновский и Радицкий паровозо- и вагоностроительные заводы, рассчитать собранных и обученных с величайшими усилиями мастеров и рабочих и бросить громадный основной капитал, или искать иного применения всему этому. Скрепя сердце он остановил только что начатое производство и, чтобы не оставить без куска хлеба тысячи рабочих (в Людинове работало в цветущую пору около шести тысяч человек), все еще надеясь на лучшую будущность, на возобновление заказов на паровозы, начал новое дело — постройку земледельческих орудий и локомобилей. Громадное Людиново начало работать себе в убыток, поглощая ежегодно несколько сот тысяч капитала".

Мальцов ожидал, что со временем сельскохозяйственные орудия принесут прибыль, но продолжал терпеть сплошные убытки: "Хромала коммерческая сторона дела,— замечал Стукалич,— не было строгого соответствия между производством и требованиями рынка, выделывался товар, на который не было большого требования, который потому и поступал на хранение в фабричные склады, поглощая оборотный капитал. Особенно это следует сказать о постройке земледельческих орудий. Почти все отделения обоих больших механических заводов, Людиновского и Радицкого, занимались исключительно этим производством, громадные запасы скоплялись в фабричных амбарах в складах мальцовской торговли".

По свидетельству очевидцев, из всех трат на производство сельхозорудий в 1881-1882 годах в кассу Мальцова после реализации продукции возвращалось едва ли 20%. Но старик продолжал оставаться верным своим принципам и не прекращал бессмысленного производства. В качестве уступки он лишь перевел некоторых рабочих на двух-трехдневную рабочую неделю, чтобы оставшейся работы хватало на всех.

Одновременно начались проблемы и на остальных производствах, включая хрустальное. Там часть уволенных рабочих, купив гранильные станки, занялась производством на дому. Выяснилась поразительная деталь: стакан, сделанный на заводе, обходился в 12 коп., а сделанный кустарно — в 5-6 коп. Это свидетельствовало о беспорядке в затратах и производстве. Но Мальцов продолжал гнуть свою линию, занимать деньги в надежде на улучшение.

Все это привело к тому, что не выдержали его жена и дети. К прочим обидам они были оскорблены тем, что генерал преобразовал частное предприятие в товарищество, где им доставалась в наследство лишь небольшая часть акций. Они стали ходатайствовать перед императором об отстранении Мальцова от дел ввиду старческого слабоумия.

Мальцов писал другу: "Двор в лице жены Александра II забрал мою жену, она подружилась с больной императрицей и бросила меня. Детей приохочивал к работе — ничего не вышло: волками глядели, выросли — бросили, ненависть ко мне затаили. Много они заводских денег сожрали — и все мало. Выросли, поженились, и им кажется, что с заводов золотые горы получить можно: не понимают, если из дела берешь, туда и клади".

А в марте 1882 года он сообщал назначенной комиссии: "В течение 10 лет с той поры, когда как жене моей удалось втереться к покойной государыне, она соединилась с III отделением и своим братом, восстановила сыновей моих против меня обещаниями почестей, приучила их к пустой жизни, дабы они смотрели на трудовую жизнь, к которой я их призывал, как на наказание, и сколько тяжких оскорблений мне пришлось выносить. Я ожидал раскаяния, но, видимо, притворство, данное неправотой, заглушило совесть. Остается последняя надежда. Это справедливость государя, его уважение законов и пример, даваемый им, нравственной семейной жизни. Мне известно, что жене моей и сыновьям моим необходимо было меня оклеветать, чтобы оправдать их незаконное поведение. Я готов на все следствия и суд".

Но следствия не случилось. В 1884 году Мальцов оказался не у дел и отправился в крымское поместье доживать свои дни. Годом позже товарищество попало под казенное управление, а потом было продано новым владельцам. Александр III постоянно заботился об интересах генеральши Мальцовой и ее детей и даже выделил специальный капитал в 1,5 млн руб., процентами с которого Анастасия Мальцова могла пользоваться до конца жизни.

В 1893 году генерал Мальцов умер, а споры о том, кем же он был, продолжались еще много десятилетий. Между тем аналогии вполне очевидны: подобных руководителей мы видели в огромном количестве после распада СССР. Они в новых условиях хотели жить по-старому и довели предприятия, которыми руководили, до полнейшего разорения. Правда, именовали их не крепостниками, а красными директорами. Но суть от этого не изменилась.