19 февраля субботу на Театральной площади прошел организованный маленькими правозащитными организациями маленький антивоенный митинг. 200-300 человек, не больше. Специального корреспондента Ъ ВАЛЕРИЯ Ъ-ПАНЮШКИНА удивило единодушное осуждение, высказывавшееся прохожими по поводу митингующих.
Действительно, пацифистов у нас мало. Из десятка крохотных правозащитных организаций, устроивших митинг на Театральной площади, более или менее был известен разве что "Мемориал". Единственным узнаваемым персонажем на площади была Валерия Новодворская. Она стояла на ступеньках у подножия памятника Марксу и держала плакат: "Путин — преемник не Ельцина, а Андропова". Слово "Андропов" на плакате было обведено черной рамочкой, то ли в знак того, что Андропов умер, то ли в качестве предостережения, что, мол, и нам несдобровать. Прохожие, спешившие куда-то по делам с авоськами, останавливались ненадолго, качали головами и говорили:
— Неправильный митинг. Разве можно сейчас войну останавливать? Что ж теперь Басаева отпустить, если он дома в Москве взрывал?
Оратор рассказывал, что правозащитные организации целиком и полностью поддерживают антитеррористическую операцию в Чечне. Однако же по закону антитеррористическая операция обязана носить локальный характер и проводиться с минимальным ущербом для мирного населения. Из разговоров правозащитников с офицерами "Альфы" якобы непосредственно следовало, что "Альфа" могла бы уничтожить своими силами Басаева, Хаттаба и всех остальных влиятельных полевых преступников, если бы получила соответствующий приказ. Но приказа "Альфа" не получала.
— Но если войну остановить,— говорили прохожие,— получится, что погибшие солдатики погибли зря.
А оратор на трибуне рассказывал, что сотни наших солдат действительно погибли зря и, главное, многие еще погибнут.
— Это российская территория...— говорили в толпе.
А оратор на трибуне высказывался в том смысле, что территория демократического государства заканчивается там, где большинство населения перестает считать себя гражданами этого государства.
— Мы ведем войну! — выкрикивал даже какой-то плохо одетый в драповое пальто дедушка.
А оратор в это время говорил, что войны-то мы как раз в Чечне и не ведем. Что, с точки зрения правозащитных организаций, значительно правильнее было бы войну объявить. Но Путин по политическим соображениям войны объявить не может. И стало быть, мы ведем в Чечне черт знает что такое. Не войну — потому что война не объявлена, но и не антитеррористическую операцию — потому что во время антитеррористических операций не бомбят города.
Выступавшие сетовали, что когда надо было уничтожить дом Басаева в Грозном, для этого была использована не диверсионная группа и даже не какая-нибудь особо точная ракета, а просто послали бомбардировщики, и бомбардировщики разбомбили несколько жилых кварталов, убив всех, кроме Басаева. А прохожие все удивлялись, что про это ничего не рассказывали по телевизору.
А ораторы как раз и протестовали с трибуны против того, что по телевизору ничего толком не рассказывают. И приглашали на трибуну чеченку-учительницу, беженку из Грозного. И она подтверждала про разбомбленные кварталы. И говорила, что главная цель Комитета по делам беженцев в Чечне не в том заключается, чтобы помочь беженцам, а в том, чтобы международные гуманитарные организации не признали происходящее в Чечне гуманитарной катастрофой.
Еще выступавшие вспоминали нашумевшую историю о том, как военные заманили отступавших из Грозного боевиков на минные поля, а потом рассказывали, какие деревни и села на самом деле в минные поля были превращены.
— Война до победного конца! — все равно кричали прохожие. И складывалось впечатление, что народ даже и не хочет понять, о чем говорят правозащитники. Даже и не слушает, а просто поддерживают все, что делает Путин, как бы оно ни называлось. И еще чуднее было слушать, как пацифисты и правозащитники под лозунгами "Нет войне!", нисколько не греша против логики, требуют... объявить войну.