Евгений Плющенко: люблю золото и все, что блестит
       Восходящая звезда фигурного катания 17-летний Евгений Плющенко не скрывает, что к общению с журналистами относится как к малоприятному, но все же необходимому атрибуту своей работы. И поначалу манерами здорово напоминал нашу теннисную знаменитость Евгения Кафельникова. Однако спустя несколько минут после знакомства кандидат на "золото" европейского чемпионата, проходящего в эти дни в Вене, как-то незаметно вышел из рамок той роли, которую поначалу старательно на себя примерял. С чемпионом России и победителем финала Гран-при в мужском одиночном катании ЕВГЕНИЕМ ПЛЮЩЕНКО беседует корреспондент "Коммерсанта" ВАЛЕРИЯ Ъ-МИРОНОВА.

       — Есть спортсмены, для которых самое главное в жизни — чтобы звонкая монета в кармане водилась, а на все остальное им, похоже, просто наплевать...
       — Не хочу, чтобы обо мне так думали, и к этой категории, как мне самому кажется, не отношусь. И еще я никогда не рисуюсь. У меня нет такого и никогда не было. Просто я бываю уверен в своих силах. Например, на чемпионате России и в финале Гран-при я считал, что был на голову, а может, на две выше всех. Но по традиции никогда не загадываю наперед. Чем закончится сегодняшняя произвольная программа чемпионата Европы, пока не известно.
       — Надо отдать вам должное: вы удивительным образом сочетаете владение техническими приемами с прямо-таки балетным артистизмом. Причем со стороны кажется, что от собственных выступлений вы сами получаете колоссальное удовольствие.
       — Может, прозвучит чересчур пафосно, но я и впрямь без льда жить не могу. А осознал это, когда раза три-четыре пытался из фигурного катания уйти. Что же касается сочетания техники и артистизма, то, по-моему, и у Алексея Ягудина оно ничуть не хуже.
       — Значит, Плющенко мог и не состояться?
       — Однажды, когда мне было лет девять и я жил в Волгограде, был момент, когда перешел с одной марки ботинок на другие, более жесткие. Естественно, стер ноги в кровь. Но второй тренер нашей группы все равно заставлял меня прыгать, кричал и матерился. И когда я положил ему эти ботинки на стол, сказав, что кататься больше не буду, он меня в сердцах отправил куда подальше. Думал я, было, податься в каратэ или в футбол. Но через неделю, поостыв, тот самый тренер позвонил и извинился. Я и вернулся.
       — Говорят, будто в Волгограде первым вашим наставником был штангист?
       — Михаил Маковеев — классный, требовательный тренер и хороший человек. В том, что я стал расти как фигурист, прежде всего его большая заслуга. У нас было очень сильное ОФП: кроссы по 10 километров бегали, по 50 "пистолетиков" подряд делали, растяжки различные, прыгали. Все это мне здорово потом помогло. И я никогда потом не жалел, что не избрал какой-то другой вид спорта.
       — В школе небось посмеивались, что девчачьим видом спорта занимаетесь?
       — Было дело. До тех пор, пока я не начал по всей России на детских соревнованиях первые места занимать. Тогда ребята поняли, кто я есть такой, и зауважали. Собственно, я до сих пор еще в школе учусь. Вернее, чего греха таить, числюсь в 11-м классе. Иногда прихожу, сдаю экзамены, и мне дают задание на дом. Потом, когда получу аттестат, понесу его, естественно же, в институт физкультуры.
       — Несколько лет назад лучшим тренером одиночников считался американец, ныне покойный Карло Фасси. Кто, по вашему мнению, занимает это место теперь?
       — Не задумываясь, скажу: Алексей Николаевич Мишин. Для меня он был и будет лучшим навеки. Думаю, что не только я один так считаю. А для меня он очень много сделал не только в спорте. И, главное, он никогда не делал мне больно.
       — Как вы попали к нему в группу?
       — Когда нашу волгоградскую школу закрыли, мне пришло приглашение в Питер. Приехали мы с мамой, и пошло. Мама-то не работала, а папа — он у нас столяр и плотник — зарабатывал недостаточно, чтобы прокормить нас с мамой и сестрой. И начал нам помогать Мишин. То на продукты даст, то на одежду, то привезет-отвезет. Скажете, мелочи? А как же они существенны. А кончилось тем, что, поселив меня в своей квартире, он стал брать меня за границу. Иногда даже в ущерб тем же Ягудину или Урманову. А все почему? Потому что понимал, что мне как никому другому, чтобы встать на ноги, нужна была копейка. Я никогда этого не забуду.
       — Не зарекайтесь. Всякое бывает.
       — Такое невозможно забыть. Даже сейчас Мишин постоянно советует моей маме, как ко мне относиться в тот или иной момент. Вплоть до того, какое мясо нынче дать — жареное или вареное. А было время, когда я — тогда одиннадцатилетний — жил в Питере один без мамы. Делал все сам. И познал много такого, чего не должен знать ребенок,— унижение, одиночество, незащищенность... А еще был момент, когда казалось, что на тренировках Мишин мне мало внимания уделяет. Я как раз начал учить тройной аксель, а он никак не получался. Взревновал я тренера к Ягудину и Урманову, которые были, как говорится, на подходе, и купили мы с мамой билеты домой, в Волгоград. Мишин остановил. Сказал, что все с мальчиком, со мной то есть, нормально будет. Я ему поверил, и как оказалось, не зря.
       — Мама до сих пор живет с вами?
       — И папа тоже. Я сам купил большую трехкомнатную квартиру, и там мы все вместе живем. Я не хочу, чтобы родители работали.
       — Им же слегка за сорок, а вы хотите из них пенсионеров сделать?
       — Не пенсионеров, а просто счастливых людей. Они очень много в своей жизни работали. Мама дома строила, кирпичи на БАМе таскала, да и папа тоже. Пока я в спорте, могу их всем обеспечить. Мне сейчас деньги нужны только для того, чтобы в моей семье все было в порядке. Семье сестры опять же помогать надо, бабушкам, дедушкам, дядям — всем. Настоящий мужчина должен иметь деньги. Так я думаю.
       — А еще какие критерии отличают, по-вашему, настоящих мужчин?
       — Доброта, порядочность и уважение к людям.
       — Оказывается, замечательного сына воспитали ваши родители. А ходят слухи, будто вас уже "звезднячок" слегка прошибает?
       — Не пробьет, не ждите. Впрочем, пусть говорят. Вообще-то, камеры, пресс-конференции я терпеть не могу. А почему, и сам не знаю.
       — Вы отдаете себе отчет в том, что, взобравшись на вершину в спорте, главное — удержаться на ней?
       — На самом деле, появилось много соблазнов. Но мне никогда не казалось, что как сегодня, так будет всегда. Я уже достаточно зрелый человек, чтобы понимать это. Ведь фигурное катание не стоит на месте. В позапрошлом году, например, на чемпионате мира четверной тулуп прыгали всего четыре-пять человек, а в прошлом году различные прыжки в четыре оборота исполняли уже человек 12.
       — Значит, на первый план выходит война нервов?
       — Я не мандражист и на психику не жалуюсь.
       — Существенно ли сегодня, по вашему мнению, отличается мужское фигурное катание от женского?
       — Очень даже. Женское как-то остановилось. Сколько уж лет дальше тройных прыжков они не идут. А давно пора бы и тройной аксель делать. Или комбинацию тройной лутц--тройной тулуп. Да и другие каскады тоже. Спасибо Ире Слуцкой — кажется, она сдвинула дело с мертвой точки.
       — Каким образом вам все-таки удалось утвердиться в более взрослом коллективе воспитанников Мишина?
       — Пример хороший перед глазами был — Алексей Урманов. Я стремился кататься, как он. А может, и лучше. Занимались-то вместе, вот я и копировал его прыжки, шаги, вращения. Леша мне здорово помогал, и я начал потихонечку расти.
       — Сейчас вы полностью довольны собой?
       — Хотел бы избавиться от излишней вспыльчивости. Но на окружающих, как мне кажется, она не распространяется. В своих ошибках, кроме себя самого, я никогда никого не виню.
       — Чем вы привлекаете людей? Если вообще привлекаете?
       — Приятелей у меня полно. Друзей — нет. В спорте, на мой взгляд, вообще не может быть дружбы. У меня есть приятель, теннисный бизнесмен, который когда-то мне рассказал, что пока не открыл собственные корты и не завелась у него копейка, у него не было ни одного друга. Зато теперь крутится вокруг него этих псевдодрузей немерено. Так что с этим вопросом мне все ясно.
       — А правда, что у вас есть страсть под названием бриллианты?
       — Есть такая слабость. Люблю, знаете, золото и все, что блестит. И раньше даже на тренировки весь обвешанный толстенными цепями-браслетами ходил. Пока люди не надоумили, что это просто дурной тон. Но и сейчас иногда по-прежнему хочется надеть какой-нибудь перстень. Дорогой, но все же не очень заметный. Лучше уж выделиться чем-нибудь другим.
       — К примеру, вашей знаменитой уже комбинацией из трех прыжков: четверного, тройного и двойного?
       — А еще лучше, если все прыжки, которые я буду прыгать в своих программах, будут четверными. Не правда ли?
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...