Мария Петрова и Алексей Тихонов стали чемпионами Европы в Праге спустя чуть больше полугода после того, как стали кататься вместе. Сейчас, когда на аналогичных соревнованиях в Вене воспитанники питерского тренера Людмилы Великовой вновь рассчитывают на повторение успеха, их собственное катание годичной давности кажется им просто смешным. С МАРИЕЙ ПЕТРОВОЙ и АЛЕКСЕЕМ ТИХОНОВЫМ встретилась корреспондент "Коммерсанта" ВАЛЕРИЯ Ъ-МИРОНОВА.
— Когда вы на льду, от вас исходит импульс какой-то особенной одухотворенности, неподдельно теплого и бережного отношения друг к другу. Сыграть это невозможно.
А. Т.: Вы не представляете, как нам приятно осознавать, что публике этот импульс передается.
М. П.: Только на таких отношениях и должна строиться работа в любой паре. В конечном счете они и определяют качество катания. Если партнеры доверяют друг другу, им легче вместе кататься. Этот вывод я сделала на основе собственного опыта: из-за полной психологической несовместимости развалился наш дуэт с моим бывшим партнером Антоном Сихарулидзе. А ведь мы дважды были чемпионами мира среди юниоров (в 1994-м и 1995 годах.— Ъ).
— Антон вас подавлял?
А. Т.: Возможно, пытался. Но такой уж Маша человек, что подавить себя не даст никогда.
— А такая вроде с виду тихая и нежная.
А. Т.: Но с очень сильным характером.
М. П.: Антон устроен так, что должен быть лидером всегда и всюду и все должно происходить так, как он это видит. Когда я на тренировках не понимала, что с ним в данную минуту происходит, обижалась, и, естественно, работа срывалась.
— Как складывалась ваша, Алексей, карьера?
А. Т.: Сам я родом из Самары. В фигурное катание отдали меня родители. Мама работает в президиуме коллегии адвокатов, отец — замдиректора частной фирмы. Парным катанием занимаюсь с 15 лет, когда уехал тренироваться сначала в Свердловск, а затем в Москву к Владимиру Захарову. Кстати, катался тогда бок о бок с Гордеевой и Гриньковым, у которых очень многому научился. Вскоре после того, как в 1989 году мы с моей партнершей стали бронзовыми призерами юниорского первенства, она вышла замуж и ушла. А мне предложили поехать в Японию, где я два года прокатался в паре с японкой. А в 1994-м, во время моего отпуска, Татьяна Тарасова предложила перейти к ней в балет.
— Увидела искру божью?
А. Т.: Наверное. И с 1994-го по 1997-й я проработал в ее театре, о чем сейчас совершенно не жалею. Поскольку приобрел в итоге нечто такое, чего в спорте просто невозможно приобрести. Хореографы учили нас на малюсеньком (12 на 10 метров) пространстве театрального катка передавать публике все то, что во время исполнения номера чувствовали мы сами. Однако меня постоянно терзала мысль о том, что в жизни что-то недоделано. Ведь я ужасно люблю соревноваться: с одной стороны — нервы и дерганье, а с другой... нравится, и все тут.
М. П.: Мне тоже. В сентябре--октябре мы уже задыхались без соревнований.
— Итак, кого благодарить за ваш альянс?
А. Т.: В 1997 году мне позвонила Великова и сказала, что будет рада, если бы я согласился кататься с Машей.
М. П.: Мы познакомились с Лешей еще в 1994 году на юниорском первенстве. И когда наш с Антоном дуэт распался, в паре с собой я почему-то видела только Тихонова. В итоге мы прокатались всего месяц, а потом Леша взял да и уехал из Петербурга. Даже не объяснившись.
А. Т.: Сложный, помню, момент был. Если б знать наверняка, что все-то у меня в спорте сложится идеально, тогда имело смысл рисковать. А если нет? Повиснуть у родителей на шее? В театре же я прилично зарабатывал и привык ни от кого не зависеть. Вот таков был примерно ход моих мыслей. И мы расстались еще на два года. Маша, знаю, переживала ужасно. И как только потом простила?
М. П.: Оставшись в полном одиночестве, сначала думала вообще спорт бросить. А потом поняла, что без фигурного катания не смогу жить — так въелось мне все это в душу! И мне подыскали юниора.
— Шли годы...
А. Т.: Через девять месяцев после побега из Петербурга до меня дошло, какую же величайшую глупость я совершил. Набравшись храбрости, я позвонил Людмиле Георгиевне. Но, извинившись, так и не отважился попроситься обратно. К тому же знал, что у Маши все нормально. А еще через год вновь набрал питерский номер. Машин.
М. П.: Леша сказал, что все-таки хочет кататься со мной. Но я отказала. Ведь не могла же ради него бросить другого человека?
А. Т.: Однако через неделю мой автоответчик вдруг заговорил Машкиным голосом. Она сообщила, что партнер ее оказался человеком благородным, помнит, как мы, мол, с тобой красиво смотрелись, и поэтому решил отойти в сторону. В общем, мне повезло, и 15 мая прошлого года я вновь оказался в Петербурге.
— Мучительно, однако, рождался ваш союз.
М. П.: Главное, что все у нас получилось. Если бы полного, как говорится, попадания не произошло, всего через полгода совместной деятельности чемпионами Европы мы бы ну никак не стали.
— Аура этого самого попадания от вас лучами расходится.
М. П.: Для того мы и катаемся, чтобы людям что-то передавалось. Чтобы они приходили, смотрели на нас и радовались.
А. Т.: Первый сезон для нас, таких разных и абсолютно нескатанных фигуристов, был архисложным. Элементы вроде получались, а того, что мы называем катанием, не было, хоть убей. Только после чемпионата России что-то стало вырисовываться. А настоящую уверенность в собственных силах мы ощутили, только когда стали чемпионами Европы.
— Наверное, вам, Алексей, было сложнее, чем Маше? В театре-то не требуют сложных элементов?
А. Т.: Это не главная трудность. Мне нравится прыгать, но еще больше — делать поддержки. Это мой конек, если хотите. Сложным оказался переход с маленького катка на большой, где сразу видно, как один катается, а второй суетится.
— Говорят, что в макет программы вы вносите много своего. Наверное, как раз из театрального опыта?
А. Т.: Конечно.
М. П.: Как правило, это различные переходы, подныривания и множество необычных поддержек. Все это мы сочетаем с нашими чисто спортивными элементами, модернизируем — и получается очень интересно.
— Много ли времени вы проводите вместе?
М. П.: Больше, чем с кем-нибудь другим.
— 24 часа?
А. Т.: Пока нет. Мне уже 28, Маше — 22, в жизни всякое бывало, и из собственного опыта я сделал вывод, что все становится намного сложнее, если проводишь с партнершей 24 часа в сутки. А может, мы с Машкой еще просто не готовы к такому шагу?
М. П.: Что совсем не мешает нам бесконечно уважать друг друга. Мы часто в кино ходим, мультики смотрим. Не смейтесь, в кино их смотреть намного интересней, чем по телеку. А еще в театры и на концерты. Мои родители (мама — преподаватель физкультуры в техникуме, папа — машинист заводского тепловоза.— Ъ) никогда не волнуются, когда я с Лешей. Они доверяют ему целиком и полностью.
— Естественно, что, познав однажды вкус победы, отныне вы обречены стремиться только выигрывать?
А. Т.: Не самое плохое стремление, согласитесь. Олимпийский цикл мы, естественно, откатаем полностью. И постараемся откатать успешно. Ведь мы по натуре бойцы и всегда боремся за лучшее место. И все-таки победа — не самоцель. Фигурное катание зрители воспринимают чувственно, как картины импрессионистов. Поэтому главное — сделать так, чтобы люди нас запомнили. Как помнят Толлера Крэнстона. А ведь он никогда не был чемпионом.