Бодрая партия Медичи

Сергей Ходнев о Пласидо Доминго в опере Леонкавалло

Репутация "композитора одной оперы" сурова: само имя Руджеро Леонкавалло настойчиво приводит на память его "Паяцев" — маленький городок, маленькие люди, зато страстей на целую Этну, ну и душераздирающее "Смейся, паяц!..". Однако за четыре года до создания обессмертившей его небольшой оперы 30-летний композитор носился с куда более величественными планами: он задумал эпическую оперную трилогию, посвященную итальянскому Возрождению. Само собой, личности в качестве главных героев были избраны исключительно масштабные, а события — кровавые: первая опера должна была называться "Медичи", вторая — "Савонарола", а третья — "Чезаре Борджиа". Конец XIX века — время, среди прочего, серьезного увлечения Ренессансом, обуявшего профессоров и дилетантов, богатых коллекционеров и простых туристов, так что замыслы Леонкавалло были в строку. Но у трилогии были и цели особого рода; она должна была называться "Сумерки", и намек на последнюю часть "Кольца Нибелунга" совсем не случаен — Леонкавалло грезил об итальянском вагнеризме, который бы вобрал и национальные традиции вообще (по мнению композитора, боги Вагнера выглядели пигмеями в сравнении с титанами Возрождения), и достижения передовой итальянской музыки. Написал он только оперу "Медичи", которая большой славы ему не принесла: сначала ее забраковал легендарный делатель композиторских реноме, издатель Джованни Рикорди, потом, в 1893 году, уже после успеха "Паяцев", Леонкавалло все-таки смог добиться постановки "Медичи". Но то был год, когда Пуччини представил свою "Манон Леско", а Верди своего "Фальстафа" — и "Медичи" просто потерялись.

Канва написанного самим Леонкавалло либретто построена вокруг политических интриг во Флоренции времен Лоренцо Великолепного: от вступления на папский трон злейшего противника Медичи, Сикста IV, до инспирированного им "заговора Пацци" — попытки покушения на Лоренцо. У Леонкавалло Лоренцо Медичи не столько меценат и тонкий ценитель прекрасного, сколько жесткий политик макиавеллиевского склада. Его брат Джулиано (который гибнет в результате заговора Пацци) мечется между платонической любовью к прекрасной Симонетте и чисто плотским чувством к менее одухотворенной Фьоретте; метания эти поняты в духе скорее человека fin de siecle, но в любом случае Джулиано — персона более поэтичная, вот и поет его тенор. Только это должен быть не легкоголосый соловушка, а певец с куда более героической статью: первым исполнителем партии Джулиано был Франческо Таманьо, первый Отелло в одноименной опере Верди.

В этом смысле, конечно, поначалу пугаешься тому, что здесь эту тяжеленную партию записал Пласидо Доминго, стоящий на пороге восьмого десятка. И ничего: знаменитый тенор справляется просто поразительно бодро, что, быть может, все-таки стоит приписать не только его действительно беспримерному профессионализму, но и профессионализму звукоинженеров — голос Доминго звучит чуть искусственно, не молодым, не старым, а каким-то безвозрастным. Впрочем, смотря с чем сравнивать: итальянская примадонна Даниэла Десси (Симонетта), годящаяся Доминго в дочери, даже при оранжерейных условиях студийной записи все равно демонстрирует более тревожное с точки зрения предательских "возрастных" признаков состояние голоса. Как бы то ни было, в записи предостаточно вокала, который явно хорош и без студийности — начиная с превосходного вердиевского баритона Карлоса Альвареса, у которого получается живой и колоритный (со слегка злодейским, правда, оттенком) образ Лоренцо. Хотя наибольшее уважение испытываешь все-таки к работе дирижера Альберто Веронези; чувствуется, что становой хребет этого исполнения — это именно его энтузиазм и его воля, он буквально захвачен музыкой Леонкавалло и стремится эту захваченность донести до слушателя. И ему уж точно не откажешь при этом в убедительности.

Leoncavallo: "I Medici" (2 CD)


Orch. e Coro di Maggio Musicale Fiorentino, A. Veronesi (Deutsche Grammophon)

Ensemble Aradia, K. Mallon S. Arnold: "Polly"

Хотя музыкальные номера из этой оперы исполняет здесь канадский ансамбль Aradia, судьба "Полли" — целиком английский сюжет из XVIII века. Сначала Иоганн Пепуш и Джон Гей на волне успеха своей "Оперы нищих" создали свою "Полли", но ее запретило правительство. Потом, почти полвека спустя, в 1777 году за либретто взялся композитор Сэмюэл Арнольд, создавший свою версию балладной оперы, где-то заново оркестровав номера Пепуша, где-то процитировав все еще популярного Генделя, где-то сочинив свою музыку, а где-то добавив расхожих песен и баллад. История девушки Полли, оказавшейся замужем за индейским "принцем" со сложно произносимым именем Коуоуки, оказалась как нельзя кстати в пору очередных успехов английского колониализма, но особенно памятным этот успех не стал. Впрочем, музыканты под управлением Кевина Мэллона исполняют эту музыку так оживленно и заинтересованно, как будто бы речь идет о шедевре первоочередного значения. Именно так расценить эту "Полли" сложно, но явное очарование в ней есть: это легкая музыка, но слушаешь ее с таким же любопытством и удовольствием, как какие-нибудь найденные на чердаке прадедушкины грампластинки с фокстротами.

Naxos

J. Kaufmann, H. Deutsch Schubert: "Die schone Mullerin"

На любое недоумение продюсеры этой записи, наверное, только разведут руками: ну как главному немецкому тенору не петь шедевры немецкой камерной музыки, цикл "Прекрасная мельничиха" Шуберта? Вопросы, правда, есть: мы слишком привыкли ждать от немецких исполнителей песен Шуберта округло-серебристого звучания вроде Петера Шрайера или мягкой умудренности в духе Дитриха Фишера-Дискау. Теперешняя звезда, Йонас Кауфман, этих ожиданий не оправдывает: его тенор по-баритональному глубок, объемист и могуч, в его фразировке больше порывистости, которую тянет назвать юношеской,— соответственно, он недобирает и в смысле настроения, от которого хочется большей интроспекции, и в смысле внешней отделки, от которой ждешь более интеллигентного качества. Артистизм и интуиция на месте, и благодаря этому в цикле появляется несколько огненных эпизодов: в них веришь и в них прочитываешь ту непосредственность, с которой эти песни могли восприниматься в шубертовские времена. Но все же это слишком мало, чтобы опровергнуть ту банальную истину, что без целенаправленных многолетних усилий успешному оперному артисту сложно стать качественным камерным певцом.

Decca


Simon Bolivar Youth Orchestra, G. Dudamel Stravinsky, Revueltas: "Rite"

От "Весны священной" Стравинского в исполнении юного маэстро Густаво Дудамеля и его венесуэльского Молодежного оркестра имени Симона Боливара поневоле будешь ждать многого: уж кому, как не им, так умеющим зачаровывать публику своим дикарски-языческим пылом, дать настоящего жару в "картинах языческой Руси". На поверку чуда не происходит: Стравинского Дудамель, как ни странно, прочел довольно поверхностно и формально — почтительность ли тому виной либо просто незрелость. Получилось, да, громко, четко, крупно, но, пожалуй, академично и красиво слишком обобщенной красотой — скорее про что-то отстраненное, а не "про древний хаос, про родимый". То, что "Весна священная" здесь сопоставлена с сочинением "Ночь майя" мексиканца Сильвестре Ревуэльтаса (1899-1940), делает много чести последнему, но никак не Стравинскому. Но надо признать, что вот здесь-то как раз венесуэльцы со всей мочи демонстрируют то оглушительное сочетание редкостной музыкальности и крышесносного темперамента, за которое публика уже привыкает их обожать.

Deutsche Grammophon



Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...