Каждая постановка режиссера Франка Касторфа на сцене берлинского театра "Фольксбюне" становится театральным событием. Но тому, что учудил Касторф на этом раз, позавидовать могут даже англичане. Для цикла шекспировских хроник он просто построил новый "Глобус". На "Ричарде II", одном из спектаклей нового проекта, побывал корреспондент Ъ АЛЕКСЕЙ Ъ-МОКРОУСОВ.
В Пратере, знаменитом саду, где берлинцы уже полтора века пьют пиво и развлекаются, выстроили New Globe. Чуть поменьше, чем в Лондоне, но в принципе все то же. Два ряда лож нависают над сценой, и, чтобы увидеть все действие, иногда приходится высовываться из них едва ли не по пояс. Все билеты стоят одинаково, однако места не нумерованы. А это чревато, потому что три дюжины лож делятся на первый и второй класс — со стульями или же скамьями без спинок. Впрочем, в каждой ложе, независимо от ее класса,— три дешевых романа о любви князей к прекрасным горничным, три тома Маркса и Энгельса, освежитель воздуха и телефон (все на цепочке).
На сцене на огромной плите постоянно варят какой-то суп из концентратов и свежих овощей (кастрюлю используют заодно для пыток или как склад для морковки). Натурализма в "Ричарде II" вообще хватает. Актеры демонстрируют недюжинную силу, а в начале второго акта, когда весь театр оказывается заполнен дымом,— знание основ гражданской обороны: минут пять они вынуждены играть в противогазовых масках. А зрители тем временем сожалеют, что не догадались прихватить из дому свои.
Опыт, проделанный с хрониками войн Алой и Белой розы, навеян телевизионными "мыльными операми". Театр предлагает взглянуть и на Шекспира глазами современной домохозяйки, привыкшей к ежевечерним бурным страстям на кухне, частому мордобою и бесконечной борьбе за власть. Хроники играют за шесть энергичных, выдержанных в хорошем темпе вечеров. К ним добавлены два "специальных", поставленных на разные тексты, спектакля, посвященных анатомии власти. Сам Касторф поставил только два спектакля, остальные передоверил другим режиссерам, оставаясь при этом художественным руководителем и идеологом проекта. Среди приглашенных постановщиков — и молодые, как Габриэла Гизи, и такие мэтры, как Йоханн Кресник, недавно отпраздновавший свое шестидесятилетие.
У каждого их них своя эстетика, но общее в цикле остается. Это не столько варка супа или макарон, перетекающая из спектакля в спектакль, сколько сама атмосфера Шекспира, прочитанного на исходе тысячелетия. Чудовища, рожденные разумом, напоминают ожившие при неоновом свете картины Фюссли. Их гнетут все те же кошмары — страх остаться не у дел, потерять возможность манипулировать другими, а значит, лишиться последнего в своей судьбе. Поскольку реальный политический театр во всей Европе дает немало живых комментариев к шекспировским хроникам, актуальность такого прочтения не вызывает сомнения. Особенно когда речь заходит о бессмысленной войне в Ирландии, которую ведет не столько разум Ричарда, сколько его инстинкт власти.
52-летнего Касторфа много лет подряд признавали лучшим режиссером Германии — видимо, не без оглядки на его социальность. Уже близость к основной сцене "Фольксбюне" берлинской штаб-квартиры Партии демократического социализма, наследницы гэдээровских коммунистов, ко многому обязывает. Но известный антиимпериалист Касторф не дает спуску ни правым, ни левым. В первые годы после прихода в театр режиссер ориентировался на немецких авторов или немецкие скандалы, отчего оставался во многом закрытым для постсоветских критиков. Но сегодня репертуар "Фольксбюне" все более интернационализируется. Прошли премьеры "Бесов" Достоевского, расхваленных берлинской критикой, и "Калигулы" Камю-Батая; на очереди "Элементарные частицы" Мишеля Уэльбека.
Театр не скрывает любви к новому, граничащей с эпатажем: на его сайте в Интернете соседствуют манифест киногруппы "Догма`95" и призыв к освобождению из тюрьмы последнего содержащегося там террориста из "Фракции Красной Армии". Впрочем, так всегда выглядел нормальный западный интеллектуал: он отстаивает свои ценности вопреки мнению большинства и даже вопреки Шекспиру.