"Вы уточняйте какой, их теперь два: Центр Помпиду — Париж и Центр Помпиду — Мец",— важно произносит директор мецского Помпиду Лоран Ле Бон. Ему есть чем гордиться: Centre Pompidou — Metz, филиал главного парижского музея современного искусства, открыт в столице Лотарингии всего лишь месяц назад, но его инаугурационную выставку "Шедевр?" уже посетили 100 тыс. человек.
Полтора часа высокоскоростным поездом от Парижа до Меца, две минуты пешком по виадуку, переброшенному от вокзала к музею и постепенно превращающемуся в широкую и покатую, как и площадь-амфитеатр перед парижским Помпиду, эспланаду, и вы оказываетесь возле громадной белой медузы, словно бы зависшей в воздухе. Конечно, те 100 тыс. человек, что посетили медузу, она же Centre Pompidou — Metz, в первый месяц ее жизни, это не каждый второй житель "большого Меца", а в основном приезжие. Чиновники местного управления туризма полны оптимизма: не сомневаются, что уж теперь-то Мец отобьет звание лотарингской культурной столицы у своего вечного соперника Нанси, и надеются, что для большинства визит в город не ограничится маршрутом Помпиду--вокзал--Париж. Во всяком случае, само здание устроено так, что его посетитель не захочет расстаться с Мецем — в недавнем прошлом гарнизонным немецким городком, сохранившим нечто солдафонское в архитектуре и планировке эпохи бисмарковской империи,— как можно скорее.
Знаменитый японский архитектор Сигеру Бан, работавший над проектом вместе с французом Жаном де Гастином, накрыл огромный музей с галереями экспозиционной площадью 5 тыс. кв. м (больше, чем в Гран-Пале и парижском Помпиду), кинозалом, конференц-залом, детской студией, книжным магазином, кафе и рестораном совершенно невесомой с виду крышей. Этаким волнистым зонтом с паутиной из 16 тыс. деревянных балок-спиц, на которые натянута текстильная мембрана площадью 8 тыс. кв. м, благополучно выдержавшая прошлую морозную зиму со снегом. На ось зонта нанизаны три длинные, расположенные одна над другой, но ориентированные по разным сторонам света галереи, которые торцами вылезают из-под крыши и заканчиваются сплошными окнами, чтобы показать наиболее выгодные виды Меца. Стены входной зоны стеклянные, так что весь музей открыт городу и саду, на разбивку которого, правда, из-за кризиса не хватило денег, но его обещают вырастить через два-три года. Галереи связаны лестницами и лифтами, пассажирскими и грузовым — месье Ле Бон хвастается, что у него самый большой грузовой лифт во Франции.
Это не случайно: Помпиду — Мец будет работать как выставочный зал с меняющимися примерно раз в полгода экспозициями, а собственной коллекции и, соответственно, хранилищ у него нет. Программа ближайших двух лет расписана: ожидаются выставки про лабиринт как художественную формулу, про воздушный шар, поскольку первым в мире воздухоплавателем, полетевшим на монгольфьере 21 ноября 1783 года, был родившийся именно в Меце естествоиспытатель Жан-Франсуа Пилатр де Розье, и про 1917-й — год Великой Октябрьской и "Парада" Пикассо. В Париж их возить не будут, и, судя по первому опыту, повод поехать в Мец имеется.
Сальвадор Дали. «Невидимые спящая женщина, лошадь и лев», 1930 год
Дебютный проект называется "Шедевр?": месье Ле Бон, уже как куратор, просит учесть, что единственный бесспорный шедевр здесь — это крыша Сигеру Бана, а остальное — под вопросом. Сразу скажем, что бесспорных шедевра как минимум два: во-первых, здание музея, а во-вторых, сама выставка исключительного интеллектуального изящества. Навязшее в зубах и зачастую служащее барьером между искусством и зрителем, интересующимся лишь хитами и звездами, понятие "шедевр" подвергнуто остроумнейшей деконструкции на примере семи сотен экспонатов из парижского Помпиду и еще сотни из различных музеев Франции, Швейцарии, Люксембурга, США и ОАЭ, от Лувра до Лувра — Абу-Даби.
Работ так много, что к трем выставочным галереям пришлось добавить пространство первого этажа. Тут тема раскрывается в исторической ретроспективе, с конца XIII века, когда, как утверждают лингвисты, во французском языке и появилось слово chef-d'oeuvre, до наших дней. Прелюдией служит давно не выставлявшийся декупаж Анри Матисса "Печаль короля" 1952 года: столь любимого сейчас публикой мастера возводили на пьедестал всю первую половину XX века и снимали с него всю вторую, чтобы вновь обожествить в 2000-х. В мецском Помпиду любят локальные сюжеты: целый зал посвящен художникам--уроженцам Лотарингии, которые прославились спустя многие столетия после смерти: открытому романтиками граверу-маньеристу Жаку Калло, открытому в 1930-х караваджисту Жоржу де ла Туру и открытому совсем недавно скульптору-маньеристу Лижье Ришье. Что делает художника знаменитым, а его работу — шедевром? Академия, виртуозность, выставка, скандал, музей, критик (если он Аполлинер), дилер (если он Канвейлер), революция (если речь о "Смерти Марата"), война (если речь о "Гернике") — каждому варианту ответа посвящено по разделу. В одном зале выставлен пустой гипсовый халат, роденовский этюд к памятнику Бальзаку, и пикториалистская фотография монумента, сделанная Эдвардом Стейхеном,— Огюст Роден говорил, что только этот снимок смог объяснить его замысел публике.
Анри Картье-Брессон. «Йер», 1932 год
Следующие три галереи — демонстрация экспозиционной виртуозности. На втором этаже зрителю, прошедшему сквозь пахнущую прелыми листьями инсталляцию Джузеппе Пеноне "Дышать тенью", предлагается выбор. Направо пойдешь — традиционная история искусства XX века со всяческими "измами", завершающаяся неоновыми "Коридорами снов" Брюса Наумана и реконструкцией "Башни III Интернационала" Владимира Татлина. Налево — выпадающие из исторических схем новаторы и маргиналы с алхимико-фрейдистскими "Драгоценными жидкостями" Луиз Буржуа в финале. Третий этаж — дефиле шедевров с французским акцентом. Главный неф отдан искусству, от роденовского "Идущего человека" до нагромождения холодильников Бертрана Лавье, причем все прокомментировано не этикетками (подробные экспликации с видео вынесены в соседний темный коридор, но читать их можно сквозь вырезанные в фальшстене бойницы), а дизайнерскими остротами Филипа Старка. Тогда как в боковом нефе, уставленном макетами, излагается история музеев Франции как шедевров архитектуры с двумя Помпиду — парижским и мецским — в начале и конце. Последний этаж — нечто вроде реконструкции "Воображаемого музея" Андре Мальро с шутками по поводу "Джоконды" и беньяминовским экскурсом в новые медиа, тиражность которых уничтожает принцип уникальности, сопряженный с идеей шедевра.
Пространство последней галереи выстроено так, что ее главный коридор расширяется к окну, из которого открывается роскошный вид на Сент-Этьен: готический собор с самым большим витражным комплексом Европы, где есть и редчайшие готические стекла середины XIII века, и витражи Марка Шагала, доселе был главной достопримечательностью Меца. В начале коридора собор кажется гигантом, но чем ближе подходишь к окну, тем меньше он делается, сливаясь со старинными зданиями городского центра. И это блистательная оптическая метафора понятия "шедевр", который всегда зависит от точки зрения.
"Шедевр?". Центр Помпиду — Мец, до 25 октября