Мальчику четыре года. У него острый миелоидный лейкоз. Ранний рецидив. Ранний рецидив — это значит, что болезнь отступила после нескольких курсов химиотерапии, а потом вернулась. И ее нельзя вылечить без трансплантации костного мозга. Беда еще в том, что мальчик с Украины. На Украине не делают трансплантаций костного мозга от неродственных доноров. В России делают, но для иностранных детей все лечение платное.
Веселее всех, конечно, голуби. Игорю ни в коем случае нельзя гонять голубей, потому что каких только инфекций не летит с голубиных крыльев в его легкие, ослабленные химиотерапией, аспергиллезом и пневмонией, из-за которой пришлось химиотерапию прервать. Когда мальчик болел пневмонией, ему было, конечно, не до голубей. Он лежал, как тряпочка, и даже не плакал. Но как только пневмония прошла, голуби снова стали интересней всего на свете. Ради голубей мальчик рвется на улицу, и мама не может его удержать, а может только надеть ему маску. Мальчика в маске голуби совсем не боятся. Мальчика в маске боятся прохожие, которым приходится объяснять, что мальчик не опасен для них и носит маску наоборот — потому что все окружающие для него опасны.
Все, кроме мультичных персонажей. Мальчик, конечно, хотел бы гонять голубей, но мы сидим с ним на полу в киевской квартире, нарочно арендованной на благотворительные деньги, потому что в клинике не хватает места, мы сидим на полу и рассматриваем мультичных персонажей. У мальчика есть что-то вроде игральных карт, где вместо королей, дам и валетов — мультичные персонажи.
— Незнайка, Лунтик, Матроскин,— мальчик раскладывает передо мной карты,— Шарик, Колобок, Кит у чоботах...
— Кто? — переспрашиваю я.
— Кит у чоботах,— повторяет Игорь.
И я, только посмотрев на картинку, догадываюсь, что так по-украински зовется Кот в сапогах.
Они с Западной Украины. Из города Владимир-Волынский. Поэтому мальчик говорит на таком украинском, что я почти не понимаю его, и поэтому он не понимает меня, когда я говорю по-русски. Маленький небогатый город. Когда в городе Владимир-Волынский ребенок заболевает раком крови, доктор в поликлинике разводит руками и говорит: "Я не знаю, что это за болезнь". И надо ехать в Киев.
В городе Владимир-Волынский у людей есть хлеб, сало, овощи, горилка, но у них нет денег. И надо идти по знакомым и соседям и собирать деньги на билет, который стоит столько, сколько за год не видит человек в городе Владимир-Волынский. Это большие деньги, но почему-то соседи их дают. Это чужой ребенок, но люди дают деньги, так много, что хватает на билеты до Киева.
А там, в Киеве, выясняется, что у ребенка не только рак крови, но еще и аспергиллез, грибковое поражение легких. А лекарство от аспергиллеза стоит двадцать тысяч евро. Это совсем уже невообразимая сумма для человека из города Владимир-Волынский. И мама мальчика звонит во Владимир-Волынский и сообщает бабушке мальчика, что ребенку нужны лекарства на совершенно невообразимую сумму. А бабушка говорит соседям, а те говорят своим соседям. И целый город собирает деньги на лекарства от аспергиллеза, столько денег, что жители города даже и не догадывались, что у них есть такие деньги.
Вы были в городе Владимир-Волынский? У жителей этого города нет лишних денег. И ребенок, лежащий в киевской клинике, для них — чужой ребенок. Но они все равно собирают деньги, Бог знает почему.
Кроме дорогого лекарства, мальчику нужна еще кровь. Донорская кровь каждый день, потому что так уж устроено лечение детей, больных раком крови, что им каждый день переливают донорские тромбоциты. И мама ребенка идет по Киеву, смотрит, как проезжают мимо красивые люди в дорогих машинах, она смотрит вокруг и представить себе не может, к кому из этих хорошо одетых людей можно было бы обратиться и попросить тромбоцитов.
Но ни к кому обращаться и не нужно. От врачей, от общественных организаций, объединяющих доноров, люди сами как-то узнают, что мальчику Игорю из города Владимир-Волынский нужна кровь. И они идут каждое утро и сдают для него кровь. Хорошо одетые люди, плохо одетые, молодые, не очень молодые — они идут и сдают кровь. И знаете, как они идут?
Мама мальчика сказала мне, что они идут, как в церковь.
Это чужой для них ребенок, но они идут каждое утро на донорский пункт и сдают для мальчика кровь. Они идут, как в церковь, как будто спасение этого мальчика нужно им больше, чем мальчику.
Теперь у них окончились ресурсы. Украина — большая страна, там есть леса и степи, реки и горы. Там есть металлургические заводы и сельскохозяйственные предприятия. Там есть университеты и театры...
Но там нет ни одной клиники, где делали бы неродственную трансплантацию костного мозга детям, больным раком крови. Такая клиника есть в России. В России есть даже несколько таких клиник. Но никто в России не должен этого мальчика лечить. Он чужой для нас ребенок.
Этот украинский мальчик из города Владимир-Волынский, этот охотник за голубями, этот любитель "Кита в чоботах" — он чужой для нас ребенок, да?
Да. Ну и что?