В Париже прошла организованная государственной фирмой "Юнифранс" Европейская встреча дистрибуторов, представителей телеканалов и прессы, посвященная французскому кино. Примерно половина показанных гостям фильмов снята режиссерами-женщинами. Корреспондент Ъ АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ встретился с КАТРИН БРЕЙЯ — создательницей самого скандального фильма года "Романс".
Брейя совсем не похожа ни на свои фотографии, ни на то, как ее описывают коллеги: женщина-танк, мужик в юбке. В жизни Катрин женственна, говорит тихо и загадочно улыбается.
— После скандального успеха "Романса" вы уже начали съемки новой картины на Сицилии. Это снова что-то эротическое?
— Фильм называется "Толстушка", это история двух сестер-подростков. Соперничество, любовь-ненависть. Старшей пятнадцать, она думает о любви, не зная, что является для окружающих мужчин объектом желания, выступает в роли "приманки". А младшая, двенадцатилетняя,— толстушка, она некрасива, зато более зрелая и разумнее. Словом, это фильм о девственности и о том, как ее лишаются.
— Поэтому Сицилия? Где девственность особенно высоко ценят, а тема "соблазненной и покинутой" всегда актуальна?
— Да нет, мои героини француженки, они просто оказываются в Сицилии на каникулах.
— Считаете ли вы "Романс" феминистской картиной?
— Не думаю. Если и да, то на уровне подсознания, а не пропаганды. Там нет феминистских лозунгов, кроме того, феминистски не любят, в отличие от меня, говорить о женском мазохизме, считая это политически некорректным. Вот почему шведки рьяно выступили против моей картины, англичанки обвинили меня в том, что я раздеваю женщин точно так же, как это делают мужчины.
— Но вы раздеваете и мужчин тоже.
— Ничего не поделаешь, это привилегия женщины-режиссера.
— В начале своей карьеры вы работали с Феллини и Лилианой Кавани...
— Мой вклад очень скромен, но все-таки я горжусь тем, что участвовала в работе над сценарием фильма "А корабль плывет": это даже отмечено в титрах. Я горжусь и работой с Кавани — одной из первых женщин-режиссеров, сумевших пробить брешь в броне патриархальной системы. Во Франции женщинам-кинематографисткам было еще труднее, Кристин Паскаль даже умерла, не выдержав постоянной борьбы. Раньше считалось, что режиссура для женщины — каприз: пускай уж снимет свой фильм и успокоится. Предполагалось также, что на "женские" фильмы будут ходить только женщины. Но все оказалось не так.
— Часто ли вам приходилось сталкиваться с цензурой?
— Я сама, совершенно сознательно решила снимать "фильмы для взрослых", которые не будут показывать по ТВ в prime-time. Поэтому, когда ставят гриф "запрещено до 16" или "до 18", мне не на что жаловаться. Цензурой можно считать только попытку резать фильм или запрещать его для взрослых. "Романс" подвергся скорее "цензуре возмущения" как фильм категории Х, который получил в то же время широкую известность. По существующим правилам из фильма надо было вырезать четыре сцены. Но я доказала, что закон о порнографии абсурден. Порнография не в том, что показывают, а во взгляде и задаче съемки. В порнофильме нет отношений, у него нет психологических и художественных задач, есть только одна прозрачная цель. Но, как ни странно, именно потому, что порно показывает "стыдные" вещи, оно подает их в самом неприглядном свете. Первый, кто показал hard sex прекрасным, был Нагиса Осима в "Империи страсти".
Словом, я считаю, что цензура не так уж страшна. Гораздо опаснее самоцензура коллег. Жертвой которой часто становятся и создатели фильмов, и прокатчики. С цензурой можно бороться, с самоцензурой — гораздо труднее.
— Вы снимаете в своих фильмах порноактеров...
— Зная мои увлечения и манеры, многие известные актеры боятся у меня сниматься. Приглашая порноидола Рокко Сиффреди в "Романс", я вообще никому из коллег об этом не сказала, иначе началась бы паника, интриги, протесты. А он оказался просто хорошим актером, харизматической личностью, и хоть он порнозвезда, грязь к нему как-то не прилипает. Это видно и по его порноролям: в дурацких фильмах он сверкает, как бриллиант.
На наших съемках Рокко очень нервничал, и его партнерша Каролин Дюкей тоже. Они пришли в этот проект из разных миров, это касалось и других исполнителей, и мне пришлось искать для этой "вавилонской башни" общий язык. Рокко замечателен тем, что он не стремится утвердить свою сексуальную власть тривиальным путем. Не строит из себя супермужчину, не скрывает своих слабостей.
В фильме "Идеальная любовь" я тоже использовала порноактрису, а исполнитель главной роли отказывался с ней играть, боясь, что и его "запачкаю", заставлю делать что-то непотребное. Режиссерам приходится здорово хитрить, чтобы не подвергаться цензуре — на сей раз со стороны известных актеров.
— Для этого надо быть сильной личностью.
— Не уверена, что это обязательное условие. Съемочная площадка не поле боя, она не создана для приказов. Кино для меня — олицетворение моих мыслей, а насильно навязать образ мыслей невозможно.
— Как же вы добиваетесь желаемого результата?
— Это скорее манипуляция духа, а не диктат. Женщины долго были под пятой и научились прекрасно пользоваться невидимой, неформальной властью в отсутствие власти, так сказать, материальной. Я даю актерам полную свободу, и им кажется, что они действуют сами по себе, в то время как я все же ими ухитряюсь манипулировать.
Грубо говоря, это такое промывание мозгов. Еще это напоминает игру в бильярд: хочешь забить один шар, а бьешь по другому. Не надо просить, чего ты хочешь, надо этого добиваться. Когда просишь, человек может отказаться или, напротив, согласиться с чрезмерной готовностью, но при этом всегда существует риск неудачи. А поскольку съемочная группа — это подобие секты, отгороженной от остального мира, ею легко манипулировать. Причем этого надо добиться в первый же день съемок. Заставить актера погрузиться в роль — это значит вызвать у него определенного рода шизофрению, раздвоение личности. Это освобождение от морали — довольно-таки опасная ситуация. Но актер идет на это под руководством режиссера. Поскольку я все же не полностью аморальна, то знаю, что конечная ответственность лежит на мне.