Премьера балет
На сцене Большого театра состоялась премьера балета Ролана Пети "Юноша и смерть", затеянная театром ради исполнителей главных ролей — Ивана Васильева и Светланы Захаровой. ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА полагает, что подарок получили не только артисты, но и зрители.
"Юношу и смерть" — 15-минутную мимодраму для двоих исполнителей — театры просто так не ставят. Этот крохотный балетик вошел в историю сразу после своей премьеры в 1946 году и так с тех пор не из нее не выходит. Во многом потому, что главную роль — Юноши, повесившегося после свидания со своей жестокосердной, но обольстительной Девушкой, обличье которой приняла Смерть,— исполняли все главные балетные ньюсмейкеры последнего полувека. Первым был 22-летний Жан Бабиле, ровесник хореографа Пети, ставший знаменитостью сразу после премьеры. В свое время балету отдали дань Рудольф Нуреев и Михаил Барышников; не так давно Парижская опера ставила "Юношу и смерть" для своей этуали — Никола Ле Риша, миланская "Ла Скала" — для Роберто Болле. Звездные исполнители рвались танцевать Юношу вовсе не потому, что эта партия технически трудна — в свое время хореографа Пети даже упрекали в избытке акробатизма и недостатке танцевальности, что, собственно, не отрицал и Жан Кокто, либреттист и режиссер этого балета. Нападки он парировал утверждением, что здесь "пантомима возвышает себя до танца". Но превратить пантомиму в танец под силу только актеру-харизматику, а потому эта мимодрама уже больше полувека бросает вызов всем танцовщикам, претендующим на статус властителя дум.
На этот статус 21-летний Иван Васильев, только что достигший высшей ступени балетной иерархии — звания премьера, претендует не без оснований. Его огнедышаший Спартак сумел реанимировать пребывавший в долголетней коме одноименный балет Григоровича, его неуемный Базиль раскалил старинный "Дон Кихот" до градуса футбольного финала, его знаменитые прыжковые трюки и безумные вращения уже стали легендой — словом, сейчас в Большой ходят специально "на Васильева". Однако внешние данные — накачанные мышцами коротковатые ноги и торс скорее борца, чем танцовщика,— исключили из репертуара артиста всяческих принцев и романтических юношей. Иное дело — Юноша Ролана Пети: хоть и художник по профессии, но отнюдь не требующий соблюдения классических пропорций.
Тут сложность в другом. Васильеву, привыкшему к силовой хореографии и амплуа народных вождей, требовалось радикально поменять сценический образ: рефлексирующие интеллигенты до сих пор в его послужном списке не значились.
К счастью, интеллигентного невротика артист изобразить и не пытался. Этот мускулистый парень в джинсах мог быть хоть гастарбайтером, даром что в его обшарпанной мансарде, предоставленной Большому театру миланским "Ла Скала", полно рисунков и пустых рам, намекающих на профессию обитателя. В экзистенциальные дебри оригинала артист тоже не лез, зато ему удалось главное — быть искренним.
В ожидании возлюбленной этот Юноша томился буквально до хруста костей, выжимаясь на стойку на хлипком столе; его испуг от того, что надует, не придет, был почти детским — круглые плачущие глаза и надутые губы. Свою девушку герой, возможно, и не любил, но желал до дрожи — в исполнении Ивана Васильева эротические детали хореографии Ролана Пети, на которые так щедр мэтр, проявились с невиданной на российской сцене дерзостью. Эпизод, в котором растянутая в полушпагате партнерша приникает головой к чреслам Юноши, чье запрокинутое лицо и напрягшийся торс самым недвусмысленным образом свидетельствуют о сопутствующем этой позе физиологическом процессе, в исполнении Ивана Васильева выглядел куда откровеннее, чем у его славных предшественников. Мощнейшим аккордом прозвучали и отчаянные васильевские прыжки с выбросом тела практически горизонтально полу — реакция Юноши на очередной пинок возлюбленной, и мучительные предсмертные стойки на ушах, и сумасшедшие двойные assemble.
Удивительно, что актерской истовости Иван Васильев достиг практически в одиночку. Несмотря на предусмотренный постановкой тесный и постоянный физический контакт прима Светлана Захарова вела на премьере свою, отдельную партию, почти не отвлекаясь на реакции партнера. Она играла женщину-вамп, играла лицом на публику и для публики, то кривя губы в сардонической ухмылке, то зазывно приоткрывая ротик и распахивая ресницы. Явно вспомнив киллершу из своего балета "Захарова-суперигра", балерина божественными ногами топтала и лягала любовника с нескрываемым наслаждением, упустив из виду чувственную сторону хореографии. Ее ручки в черных перчатках, паучками бегающие по спине Юноши, если и были способны вызывать дрожь, то скорее ужаса, чем вожделения. Словом, она играла Смерть с первого появления на сцене, и в результате балет получился слишком предсказуемым и однозначным.
Публика, впрочем, ничуть не возражала против превращения экзистенциальной драмы в эротический триллер: экзальтированная овация длилась чуть не десять минут.