"Для Запада — имя, для России еще и фамилия"

Дизайнер одежды Алена Ахмадуллина как бренд и человек

Она вошла в моду в 2000-е. Вошла, огляделась, выиграла несколько профессиональных конкурсов, показала коллекцию в Париже и стала известна. Сейчас у нее двухэтажный бутик в центре Москвы, швейное и меховое производства в Петербурге, а обувь и аксессуары для ее коллекций делают по заказу в Италии.

Одно время было модно писать про нее. "Алена Ахмадуллина — самая успешная из молодых российских модельеров и самая молодая из успешных", "Одна из немногих российских кутюрье, известных на Западе"... Сообщали, что ее настоящая фамилия Асфирова (хотя это ее отчество — Асфировна). Называли дочкой поэтессы Беллы Ахмадулиной (несмотря на разное количество букв "л" в фамилии). Ее личную жизнь бурно обсуждали: "Она воплощенный образ светской львицы, охотницы за олигархами и рублевской леди". Сегодня Алена Ахмадуллина говорить о личной жизни в интервью отказывается. Мы поговорили о том ее образе, который сложился в прессе, о соответствии его реальности и о сегодняшнем поколении модельеров.

— Про вас писали: "Принято считать, что Алена Ахмадуллина — главная девушка русского гламурного дизайна"...

— Ужас какой-то.

— Вы можете объяснить, что такое гламурный дизайн?

— Это, наверное, когда ты живешь в Москве, носишь Chanel, Yves Saint Laurent и Gucci, ходишь на все светские вечеринки с идеальной укладкой, накрашенными ресницами и ногтями, дружишь со всеми персонажами, составляющими эту светскую жизнь, и всячески стремишься в их общество. Мне кажется, это имеет скорее отрицательный оттенок. Настоящему дизайнеру, наверное, нужен аскетичный, скромный образ жизни. Среди дизайнеров мира есть весьма успешные затворники (например, бельгийский дизайнер Мартин Марджела), рядом с которыми находятся специальные люди, принимающие на себя пиар-функции и несущие образ марки. Но есть и те, кто тусуется, дружит со звездами и является прямым проводником своего творчества. Когда я жила в Петербурге, то работала с 9 утра до 11 вечера и была счастлива, что светской жизни у меня нет. Но когда я переехала в Москву, светская жизнь стала частью работы — я должна быть лицом компании. Светская жизнь предполагает некоторую искусственность: слова, которые ты не хочешь говорить, действия, которые ты не хочешь совершать. Например, ты не хочешь улыбаться фотографу, а надо, потому что про тебя пишут "царевна Несмеяна".

— Ваша жизнь изменилась. А как ваш успех изменил жизнь ваших родителей, чем они занимаются?

— Мои родители — инженеры-атомщики. Папа — один из ведущих инженеров Ленинградской атомной электростанции, мама работает в научно-исследовательском институте, который разрабатывает различные технологии для атомных станций. Единственное, что добавилось в их жизнь,— ощущение, что ребенок в чем-то состоялся. Как любым родителям, им это приятно.

— Вы из семьи советской технической интеллигенции. О том, что советского есть в вашем творчестве, мнения расходятся. Вот цитаты из двух статей. Первая: "На примере Алены Ахмадуллиной можно исследовать феномен российской моды: в ее вещах ощущается раскрепощенность и внутренняя свобода, а тяжкого наследия "советской школы моды" не ощущается вовсе". И вторая: "Работы Алены по-европейски сдержанны, есть в них какая-то нотка моды Советского Союза. Модели Ахмадуллиной — это главные героини фильма "Служебный роман". Так есть в ваших работах что-то от Советского Союза?

— Конечно, нет. В том продукте, который мы производим, и в том образе, который создаем, нет ничего советского.

— Но однажды на Неделе моды в Париже вы представляли коллекцию одежды, темой которой были плакаты советских фильмов 20-30-х годов...

— Да, но потом мы от этого ушли. Изначально основным источником вдохновения была русская культура, и на мировом рынке, во Франции меня всегда представляли как русского дизайнера. А от русского дизайнера, безусловно, ожидают переработки цитат русской культуры. В какой-то момент мы вынуждены были обратиться в серьезное брендинговое и маркетинговое агентство, чтобы разобраться, как двигаться дальше, и нам помогли сузить источник вдохновения: мы выбрали концепцию русских сказок, отсекая все остальное. Мы принципиально отказались от советской темы. Она стала очень активно эксплуатироваться компаниями в массовом и среднем сегменте рынка, что не позволяет люксовым маркам базироваться на той же платформе — просто, чтобы не ассоциироваться с массовыми брендами. Хотя, например, Денис Симачев успешно вдохновляется этой темой.

— Симачев — представитель вашего поколения дизайнеров. Кого еще вы относите к своему поколению, а кого к предыдущему?

— В моем поколении еще Игорь Чапурин, NINA DONIS (Нина Неретина и Донис Пупис. —"О")... А предыдущее — Слава Зайцев, Валентин Юдашкин.

— То есть между Славой Зайцевым, которому за 70, и вами нет поколений?

— Получается, да. Все, кого я перечислила из дизайнеров нынешнего поколения, начали примерно в одно время со мной — 10 лет назад.

— Чем следующее поколение модельеров будет отличаться от вашего?

— Думаю, это будет поколение промышленных дизайнеров, которые начнут встраиваться в огромные компании, работать плечом к плечу с 30-60 дизайнерами и создавать коммерческую моду. Мало того что за ней будущее, это еще и гораздо более сложная профессиональная задача для русских дизайнеров — у нас нет этой культуры, нет образования в сфере промышленного дизайна. Если вы посмотрите на российских дизайнеров, которые появились за последние годы и участвуют в неделях моды, то увидите, что их деятельность в основном базируется на индивидуальном пошиве, на создании единичных вещей, когда не продумывается технология, не ставится задача массового промышленного производства. Идет экспериментальная, почти "откутюрная" работа. В России сейчас не хватает дизайнеров, которые могли бы работать в других сегментах рынка и создавать настоящие коллекции pret-a-porter, какие, например, создает компания Inditex, которой принадлежат марки Zara, Bershka, Stradivarius, Massimo Dutti... Мне кажется, следующее поколение дизайнеров, которое родится в России, должно создать вместе с уже родившимися менеджерами, администраторами, бизнесменами свою легкую промышленность — с производством, находящимся здесь, с технологиями, разработанными в России, а может быть, даже и с тканями, произведенными в России, хотя в последнее я верю с трудом.

— А почему ваше поколение не может этим заняться?

— Основные инвестиции в нашей стране по-прежнему идут не в легкую промышленность, а в другие сферы, которые, может быть, более внятные с точки зрения организации бизнеса, дают более быструю прибыль. В легкую промышленность почти никто не инвестирует. Вы не назовете практически ни одного бренда в массовом или среднем сегменте, способного конкурировать с мировыми. В люксе, где мы работаем, бизнес строится вокруг личности дизайнера, который не подстраивается под запросы клиентов, а притягивает тех, кому его мир интересен. В массовом дизайне совершенно другие законы: спрос рождает предложение, а не наоборот. Поэтому там трудится огромное количество дизайнеров, способных отключиться от самих себя и создать универсальный, высокотехнологичный дизайн.

— Поговорим о вашем бренде. Раньше он писался слитно и с маленьких букв — alenaakhmadullina. Сейчас раздельно и с больших: Alena Akhmadullina. Сделано для удобства европейских клиентов?

— Да, брендинговое и маркетинговое агентство, в которое мы обратились, посчитало это проблемой: людям из разных стран, которые покупают нашу одежду, очень трудно произносить мои имя и фамилию, а читать их в одну строчку, не зная, что Алена — имя, невыносимо. Поэтому те, кто продавал нашу продукцию на мировой рынок, нас просто называли "Алена" с ударением на последний слог. И мы разделили имя и фамилию, а имя написали крупнее. Для западных людей достаточно имени, а для России есть еще фамилия.

— Ваша мусульманская фамилия привлекла президента Чечни Рамзана Кадырова, и год назад писали, что вы по его просьбе будете разрабатывать новый имидж чеченской женщины. Чем закончилась история?

— Меня действительно пригласили, мы обсуждали открытие бутика в Грозном и создание коллекции платьев, отвечающих культурным традициям Чечни,— очень женственные закрытые платья (закрыты грудь и руки). Но мы не договорились по финансам.

— Как вы относитесь к людям, которым неважно, в чем они ходят?

— Это тоже концепция и тоже стиль. Я с огромным уважением отношусь к людям, которым удается одеваться нейтрально: просто в брюки и рубашку. Ты сразу понимаешь, что человек очень цельный, наполненный, уверенный в себе и ему не нужны дополнительные средства для самовыражения. Когда человеку неважно, во что он одет, причем он не пытается это изобразить, а ему действительно неважно, то ты видишь самого человека, а не одежду на нем. Но индустрия моды заставляет меня играть по другим правилам. Мы работаем для женщин 25-45 лет, которые, реагируя на то, что происходит в мире, выражают это не только словами и поступками, но и своим внешним обликом. Я хорошо отношусь и к тем, и к другим.

— Модельеры тоже реагируют на происходящее в мире. Например, вы рассказывали в одном из интервью, что 11 сентября сильно отразилось на моде: "Некоторые модельеры ударились в 70-е годы и начали делать добрую, милую, в цветах, успокоительную одежду. Другие, наоборот, стали больше исследовать восточную тему..." А экономический кризис изменил тенденции?

— Да, одежда стала более простой и аскетичной. Есть дизайнеры, которые по-прежнему делают концептуальные вещи, но общий тренд — одежда с улиц. То, что мы видим на подиумах,— это как будто девушка идет по улице. И наша компания точно так же отреагировала. Если раньше главным было представить на подиуме концепцию коллекции (ведь у показа еще есть важная имиджевая задача), то последние сезоны мы отказались от желания пиариться в пользу желания больше продавать.

— Возникшая тенденция хороша или плоха?

— Хороша, мне кажется. Сегодня, чтобы создать что-то новое, нужно очень сильно "извратиться". И дизайнеры грешат этим, боясь сделать простую белую рубашку или простое платье. Но люди не меняются, они, как и десятилетия назад, носят абсолютно простые вещи. Создание простой вещи — это шаг в сторону и технологии, и коммерции.

Беседовала Юлия Ларина